Потапов провел ошалевших от офисной роскоши после своих обшарпанных кабинетов оперов в маленький уютный конференц-зал, где миленькая секретарша Сашенька заканчивала сервировать столик на семь персон.

На столе стояли несколько бутылок дорогого коньяка, виски, мартини, абсент и еще пара неведомых операм заокеанских напитков. Здесь же была коробка с сигарами, возле которой надулся загадочный кальян. Закуска состояла из дорогой, тонко нарезанной колбасы, бастурмы, буженины, а также красной икры и нескольких сортов балыка из уже давно занесенных операми в Красную книгу, как быстро исчезающих за столом, видов рыбы.

– Я всегда говорил, что Князь женился по расчету, – нарушил неловкую тишину Кротов.

– Коля, не начинай, – негромко, но настойчиво попросил Голицын.

– Господа опера! На правах хозяина я поднимаю свой первый тост за вас. И хоть сегодня вы герои, главное, слава Богу, что все живы. Дай Бог, чтобы так было и дальше. И, как бы там ни было… двери этого офиса для всех вас всегда открыты.

А затем началась обычная оперская пьянка.

* * *

Звонок Уварова застал Лену за рулем. Она везла пьяных Антона и Кротова, которые мирно посапывали на заднем сиденье. Лена обреченно «крутила педали» по направлению к дому. Уваров пробасил в трубку, что страшно соскучился и готов обнять свою богиню. В переводе с тюремно-приблатненного жаргона это означало, что у него есть какая-то срочная информация для нее.

– Сань, подъедь, пожалуйста, к нашему дому, а то я тут и за мамку, и за няньку.

– Хорошо, буду через час. Я позвоню.

Лена подъехала к дому и выгрузила свой бесценный груз. Груз упорно не хотел идти домой, а все порывался ехать в ресторан, но Лена кое-как запихала мужиков в подъезд, а потом и в квартиру. Не раздеваясь, они повалились на большую семейную кровать и сразу же захрапели. Лена прибралась на скорую руку, переоделась и, сварив себе кофе, стала ждать звонка Уварова.

Ждать пришлось недолго. Сашка позвонил буквально через минуту. Лена быстро выбежала на улицу.

– Ну что, красавица, с чего начать? С хорошего или с очень хорошего?

– Не томи, начни сначала.

– Итак, интересующие нас молдавские гастарбайтеры действительно находятся в СИЗО. Но только в количестве двух штук, а не трех, как ты мне говорила.

– Как двух? Ты что, Сань, чифиром ошпарился? Их же трое.

– Было трое, а стало двое. Один повесился в камере. Очевидно, когда узнал, что двое его подельников пропали без вести сразу по выходу из СИЗО, – сказал Уваров, хитро поглядывая на Лену.

– Давай без грязных намеков, мой двухметровый друг! – не на шутку рассердилась Лена. – Что еще за гнусные инсинуации? А?!

– Да нет, я так… чего не скажешь в шутейном разговоре, Глеб Егорыч. Вы пошутили, я посмеялся, – голосом Копченого загнусавил Уваров.

– Я с тобой не шутила, – на манер Жеглова подвела черту Лена. – Давай, колись, что с остальными?

– С остальными… С одним попроще, он в поле моего зрения, в общей хате, а вот другой… С другим проблема. Он на больничке. А там Исямова. С ней, как ты знаешь, договориться трудно. Я даже пытаться не буду. Поэтому сделаем так: с тем, что в общей хате, я все решу, а с тем, что на больничке, разбирайся либо сама, либо решай что-нибудь с Исямовой.

– Хорошо, Саня. Спасибо тебе за все.

– Рано благодарить. Да и разве так благодарят?

– Да пошел ты…

Усыновленный не без помощи Антона Мишка, теперь уже Мамин, по прозвищу Шнырь, очень не любил уроки истории. В его школе часто менялись преподаватели, и в зависимости от их политической ориентации и широты взглядов на жизнь менялся и курс исторического развития государства. Дети из разряда приспособленцев не заморачивались подобными мелочами, а Мишка возмущался, спорил, набивал себе шишки и получал плохие отметки. К тому же дети из благополучных семей старались с ним не водиться. Все это портило и отравляло новую и счастливую Мишкину жизнь.

Сегодня по расписанию была история, и настроение у него снова было испорчено. Он тупо не знал, что отвечать. Дело в том, что он так и не понял, кем был гетман Мазепа – предателем украинского народа или героем? Предыдущий учитель, уехавший на «пэ-эм-же» в Москву, говорил, что Иван Мазепа – изменник, преданный русской православной церковью за свою измену царю Петру анафеме. Он вообще утверждал, что Мазепа – профессиональный потомственный предатель. В качестве примера учитель приводил довольно убедительные факты из биографии гетмана. Так, например, Мазепа, служа польской короне, переметнулся к гетману Дорошенко, затем, служа Дорошенко, переметнулся к гетману Самойловичу. Затем, приобретя у князя Голицына за два бочонка золота титул гетмана, изменил Самойловичу и ушел под руку царя Петра. Позже от Петра переметнулся в большую шведскую семью к Карлу XII. Ну и так далее…

Учителя вдруг выгнали, пришел другой учитель – патриот, от которого Мишка с интересом и ужасом узнал, что все это не предательство, а хитрая украинская политика – проскочить между наковальней и молотом, сохранив свой язык, свою культуру и свою свободу. Таким образом, выходило, что Иван Мазепа – герой.

Не зная, что ему делать, Мишка позвонил Антону Голицыну, своему крестному отцу, и, еле сдерживая слезы, поведал грустную историю о загадочной судьбе гетмана Мазепы.

Антон посмеялся и сказал, чтобы Мишка не забивал себе голову разной ерундой, и пообещал в воскресенье взять его с собой на работу и дать пострелять в тире из настоящего табельного оружия, если в дневнике не будет плохих отметок. Мишка поклялся, что Ломоносов, в молодые годы, будет ему завидовать, и на всякий случай выучил две версии. Мало ли, какая из них понадобится? Вони без дерьма не бывает. Лучше быть готовым ко всему, чем не быть готовым вовсе. Как говорится, «Будь готов! – Всегда готов!»

Посоветовавшись с Антоном и получив его полное одобрение, Лена позвонила Исямовой.

Исямова нисколько не удивилась ее звонку, а казалось, даже обрадовалась. Они договорились встретиться в парке у Вечного огня после работы. Обе явились без опоздания и с первой минуты, как ни странно, понравились друг другу и легко перешли на «ты».

Лена еще раз поблагодарила Исямову за ее мужество и благородство:

– Если бы не ты, Таня… замордовали бы Антона.

– Если бы не Антон, меня могли изнасиловать и убить. Так что, Лена, мы с Антоном как кровные брат и сестра.

«Если бы не я, то быть бы инцесту…» – не смогла удержаться от ехидной мысли рыжая бестия, а вслух сказала:

– У меня, Таня, к тебе дело. Только давай сразу условимся, что, если мы не договоримся, ты навсегда забудешь этот разговор.

– Хорошо, Лена, можешь на меня рассчитывать.

Они сидели на скамейке, и Лена, как можно ближе наклонившись к уху Исямовой, полушепотом рассказала историю семьи Кузнецова. Лицо Исямовой постепенно становилось все более суровым и злым.