Словом, кончилось тем, что я уволилась. К счастью, найдя другое место. Супруг мой остался в своем мягком кресле, а года через полтора издательский дом в муках и судорогах скончался. Мы с мужем проработали в одной конторе около двух лет. Если бы судьба повернулась так, что вновь пришлось бы решать, работать ли с мужем рядом или нет, я сказала бы твердое «нет». И это, несмотря на то, что мой нынешний супруг — самый лучший и любимый в мире, самый талантливый и умный. Что ж я, ненормальная, что ли, рисковать нашим браком?

Наверное, было бы даже странно, если бы в нашей стране в 90-е годы, когда мое поколение было в самом расцвете собственных сил, я ни разу не коснулась политики и всего того, что с ней в нашей жизни было связано. А связано было немало… Я уже писала, что разлом времен пришелся как раз на лучшие годы моего поколения, и получилось так, что в образовавшуюся пропасть свалились многие. Но сейчас хотелось бы поговорить немножко о другом. О том, что я напридумывала тогда в материале на «политическую» тему и почему…

Восемь лет назад, в сентябре 1991-го года про них писала московская газета: «Таня и Витя нашли друг друга на баррикадах, защищая демократию у Белого дома. Их объединила борьба, любовь родилась под лязг гусениц танков. Он — студент МЭИ, она — студентка Института культуры. Теперь они с гордостью скажут своим будущим детям: наша молодость была прекрасна!» В газете опубликовали фотографию, на которой они нежно смотрят друг на друга и держатся за руки.

В сентябре памятного года Таня и Витя сыграли свадьбу. Если вспомнить то время… Всеобщая эйфория начала новой, несомненно, прекрасной жизни… Время надежд и иллюзий. А тут еще — первая страстная любовь. До сих пор, вспоминая все это, Таня волнуется:

— Как бы ни жилось сейчас, тогда было счастье. Это мои лучшие воспоминания…

В 92-м у них родился сын. Имя придумал Витя.

— Конечно, Борис!

Тане больше нравилось имя Алеша, но возражать она не стала. В конце концов, так хочет любимый муж, да и символично: Борис, понимаешь… Прошло два неспокойных года. Прекрасная жизнь пока откладывалась, и Виктор продолжал ходить на митинги, собирал какие-то подписи, часами висел на телефоне, обсуждая с друзьями происходящее. А Таня, всем сердцем сочувствуя его взглядам и полностью их разделяя, все чаще ловила себя на том, что ей на «баррикады» уже не хочется. В драматическом октябре 93-го она рыданиями удержала мужа от участия в уличных боях за демократию.

— Борьке всего годик! — кричала Таня. — Подумай о сыне, обо мне! Там убивают! Что мы будем делать без тебя?

Витя остался дома. Был мрачнее тучи, сутки не отходил от телевизора, выпил полбутылки водки и дважды по тридцать капель валокордина… Когда все кончилось, Витя, наконец, выключил телевизор и сказал жене:

— Если бы все рассуждали, как ты, вцепились в своих мужиков и блажили, то уже сегодня мы опять стояли бы в очереди за хлебом.

— Да мне чихать на всех! — запальчиво кричала Таня. — Ты у меня один. И у Борьки отец — тоже один. И мне плевать на любой строй и любую идеологию, если она потребует от меня жертвы — твоей жизни.

Она лукавила. На самом деле ей вовсе не плевать «на строй и идеологию», поскольку Таня — нормальный человек и не желает ни себе, ни своему сыну быть «винтиком» и стоять в очереди за хлебом. У нее началось раздвоение личности: жена, мама и хранительница очага вышла на «баррикады» против человека с активной гражданской позицией.

…Они по-прежнему любят друг друга и своего сына, вроде бы живут нормальной семейной жизнью. Но разве в нашей стране, вот уже который год с упоением играющей в безумные политические игры, можно отключиться от того единственного, что встало между еще недавно такими счастливыми супругами, — от политики?

«Можно! — убеждает всех и в первую очередь себя Таня. — В голове надо перевести стрелку — и все устроится. Что главное в жизни нормального человека? Семья, дети, их благополучие. Все остальное — от лукавого».

«Нельзя!» — заводится Витя. — «Правильно говорят: не хочешь заниматься политикой — она займется тобой. Как можно жить нормальной жизнью, зная, что в любой момент она оборвется по чьей-то злой воле? А ведь этому можно и нужно противостоять. Хотя бы ради наших детей! В толк не возьму, когда Танька перестала это понимать и превратилась в… (как же не хочется говорить эти слова, но придется)… в курицу, озабоченную только своим курятником. Может, из-за рождения Борьки?»

Не превратилась! А раздвоилась…

Таня и сама считает, что причиной тому — появление на свет сына.

«Рождение ребенка провоцирует переоценку ценностей, уничтожает всю дурь в голове, — размышляет она. — Если, конечно, считать дурью эту нескончаемую Витькину борьбу».

Последние три года Таня работает в риелторском агентстве, и довольно-таки успешно. Туда же пристроила водителем Витю, уже давно потерявшего работу по специальности в пылу политической борьбы. Водитель он хороший, плохо лишь то, что иногда ходит на «жизненно важные» митинги, на которых не может не присутствовать, а они, как назло, происходят в рабочее время. И тогда он отпрашивается со службы. Ради Тани ему идут навстречу, но это ее выводит из себя.

— Как тебе не стыдно! — кричит она на мужа. — Тебя бы уже сто раз уволили, если бы не я. Ты будто не знаешь, какая безработица на дворе!

— Я все понимаю. Но я ведь о тебе думаю, о Борьке. Если ничего не делать, то очень скоро и ты останешься без своей любимой работы, потому что не будет никакой квартирной собственности, никаких коммерции и бизнеса… В субботу мы собираемся на Пушкинской площади. Может, Борьку с собой взять? Пора ему разбираться, что почем, школьник уже. Как ты считаешь?

— Ни за что! — отчеканивает Таня. — Ты и так ему мозги набекрень свернул страшными рассказками про Ленина и Сталина. Ему по ночам кошмары про лагеря и расстрелы снятся!

— Разве Сталин был добрым дедушкой?

— Ты забыл, как нас с детского сада обрабатывали Лениным? Чем кончилось? Ты не думаешь, что добьешься обратного эффекта? Про детские потрепанные нервы я не говорю… Но ты не боишься вырастить верного ленинца?

Витя смотрит на жену такими глазами, что ей становится страшно: верного ленинца муж в своем доме не потерпит. Правда, на митинг все-таки пойдет один.

А в воскресенье с утра — телефонные переговоры с друзьями-соратниками:

— Значит, ты сегодня смотришь второй канал, а я — четвертый, Михаил — шестой, а Ольга пусть слушает радио…

В последний день недели все информационные программы ТВ и радио показывают аналитические политические программы. В одно и то же вечернее время. Виктор и его друзья должны быть в курсе всех точек зрения, услышать мнения всех политиков, а самое главное — отследить результаты социологических опросов. Их надо сравнить, сопоставить и сделать выводы: как обстоят дела на самом деле, кто кому продался и чего все-таки ожидать от ближайших парламентских и президентских выборов. Так и проходит семейный уик-энд. Вечерний воскресный чай под аккомпанемент призывов экстремистов и чертыханье раздосадованного Виктора.