Решительно встаю с кровати. Нахожу свою сумку, роюсь в поисках противозачаточных. Я буду принимать их! Но таблеток нет. Совсем. Нахожу в корзине для белья свое платье, выворачиваю карманы. Ничего нет. Они исчезли. Он их выкинул.

Не получится у вас ничего, господин Калинин. Я поставлю себе укол, как бы это ни влияло на здоровье. Ребенка не будет.

Привожу себя в порядок. Надеваю теплый сиреневый спортивный костюм с капюшоном и просто собираю волосы в хвост. Не хочу сегодня никому нравиться. На часах уже десять. Роман должен быть в компании. У этого робота нет выходных. Он любит только свою работу. Он пожизненно женат на бизнесе.

Спускаюсь вниз, прохожу на кухню и замираю. На столе выпечка, мои любимые пончики и пахнет свежим кофе. Перевариваю, рассматривая стол.

— Доброе утро, — раздается позади меня голос Калинина. Оборачиваюсь. Он, как всегда, идеален. Впервые вижу его без рубашки и костюма. Белый свитер тонкой вязки и черные джинсы. Роману идет. Ему все идет.

— Доброе, — киваю. — Ты дома?

— Да, выходной, — спокойно отвечает он, проходит и садится за стол.

— У тебя выходной – это что-то новенькое.

— Я отменил все дела на сегодня.

Это действительно необычно. Но я не комментирую.

— Тебе латте или американо? — интересуюсь, подставляя чашки под кофемашину.

— Латте.

Киваю, нажимаю на кнопки.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

И ведь почти не лгу. В физическом плане со мной все хорошо, а мое внутреннее состояние его не интересует.

Ставлю наш кофе на стол, сажусь и беру пончик.

— Свежие, еще теплые. Спасибо.

— Не за что. С ягодной начинкой, как ты любишь.

Киваю, внимательно рассматривая мужа. Его словно подменили. И мне приятно. Такой Роман мне намного ближе. Но люди не меняются, особенно в таком возрасте. Ну не происходят такие перемены по щелчку пальцев. Это похоже на стратегию. На новый проект Калинина. Не хочу рожать по его приказу, он не добьётся своего, сменив тактику. От этого еще горче.

В кармане вибрирует телефон, вынимаю его. Это ответ от Веры. Она предлагает встретиться через час. Соглашаюсь.

— Костюм у тебя тёплый? — вдруг спрашивает Роман.

— Да.

— Обувь тоже потеплей найди. Перчатки, шапку, шарф возьми. В общем, собери нам сумку на пару дней.

— Зачем? — хмурюсь я.

— Через три часа мы вылетаем в Давос.

— Куда?

— Горнолыжный курорт в Швейцарии.

— Зачем? — глупый вопрос.

— Отдыхать, Елизавета. Отдыхать. В конце концов, у нас не было свадебного путешествия.

Пончик застревает в горле. Ах, как хорошо он все придумал. Браво, Роман Константинович. Вы замечательный стратег и манипулятор. Приласкал жену, ошарашив ее внезапной теплотой, организовал завтрак, позвал на отдых, чтобы там под видом романтики сделать ей ребенка. Таблетки выкинул, а укол я сделать, естественно, не успею. Хороший план. Не знаю, как себя вести: злиться или плакать. Будь все иначе, наверное, я была бы дико рада посетить Швейцарию в сопровождении Калинина.

— Я договорилась встретиться с подругой, — говорю первое, что приходит в голову.

— Отмени встречу. Или можешь пригласить ее к нам, пообщаешься, пока будешь собирать вещи.

— Я не умею кататься на лыжах, — начинаю перебирать отговорки.

— Там много развлечений, помимо этого. Прекрасные виды, чистый воздух.

— Я не хочу… — голос становится тише.

— Елизавета. Прекрати! — его тон вновь становится холодным и не терпящим возражений. — Озвучь все, что творится в твоей голове. Мы обсудим.

— Я не хочу ребенка! — это все что меня волнует.

— Разве я говорил сейчас о ребёнке? — выгибает брови.

— Нет, но вся эта неожиданная поездка подразумевает… — закрываю глаза, пытаясь держать себя в руках.

Роман встает с места. Подходит ко мне, опирается на спинку моего стула и наклоняется, заглядывая в глаза.

— Собирай вещи, детка. Тебе понравится Швейцария, — берет меня за подбородок, вынуждая запрокинуть голову. — Будь умницей. Я вернусь через пару часов, — оставляет на моих губах обжигающий поцелуй и уходит. И все, возражения не принимаются.

Хватаю телефон и быстро звоню Вере. Должен же быть способ предохранения, о котором Роман не узнает.

Роман

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю у Марины, садясь в кресло напротив. Ее комната в клинике похожа на номер люкс пятизвездочного отеля. Осматриваюсь, пахнет краской. В зоне гостиной стоит мольберт и краски. Ее руки перепачканы голубым, я отвлек ее от рисования.

— В физическом плане со мной все в порядке. Я полагала, что в душевном тоже, но мой доктор утверждает обратное, — отзывается она, внимательно рассматривая меня, склонив голову. — Говорят, я сумасшедшая, — улыбается. — Не запомнила точного диагноза, что-то связанное с маниакальной депрессией, — скептически усмехается.

— Тебе просто нужно расставить все по местам в своей голове и отделить фантазию от реальности.

— Какая разница, что я рисую в своей голове? Это мои фантазии, я ими живу. И никого не заставляю в них верить. Не вам судить о моей ненормальности.

— Не нам, но твои фантазии стали опасны для окружающих.

— Кому я навредила? — выгибает брови. — Что я сделала? Раскрыла твоей новой молодой и красивой жене глаза, сорвала с тебя маску благородного покровителя? Ну прости. Не могла допустить, чтобы ты сломал еще одну жизнь. Спалила усадьбу? Так я выбрала момент, когда в ней никого не было. Я сожгла не дом, а наше прошлое и мои воспоминания, связанные с этим домом. Они меня убивали. Ну извини, в расход попали и твои воспоминания. Не страшно, восстановишь усадьбу, приведёшь молодую жену, и все начнётся сначала. Напишите свою историю.

— О чем ты?

— О том, что я ошиблась. Ты не оставишь эту девочку. Ты ее не отпустишь. Она тебе дорога. В отличие от меня.

Поднимаюсь с кресла, прохожусь по комнате, натыкаюсь на ее рисунок. Там опять мальчик. Маленький, симпатичный, голубоглазый мальчик, которого у нас не случилось. Он родился в ее голове с момента аборта. Эта женщина совершила грех и решила замолить его сумасшествием. С себя вины я не снимаю, поэтому в принципе и расплачиваюсь по сей день.

— Марина, если бы ты ничего не значила в моей жизни, поверь, меня бы рядом не было. Я мало тебе даю? И ты права. Эта девочка останется со мной, она вошла в мою жизнь надолго. Возможно, навсегда. И если ты хоть как-то навредишь ей, я аннулирую все свои долги перед тобой и стану монстром, которым ты меня рисуешь. Мало тебе не покажется! — угрожающе приношу я и срываю с мольберта портрет ребёнка, сминаю и отправляю в урну.