— Ром, — впервые обращается ко мне так просто и тепло, что я даже поднимаю голову, чтобы посмотреть, она ли это. — Я поговорить хочу.

— Не смею отказать даме в желаниях. Говори.

Снова откидываю голову, закрываю глаза.

— Ты пьяный? — с удивлением в голосе спрашивает она. Да, это редкое зрелище.

— Не настолько, чтобы не услышать тебя, Елизавета.

Роман

— Прости, я не хотела пить эти таблетки. Стояла там и не могла решиться, — почти шёпотом выдает мне Лиза. Глубоко вдыхаю, задерживаю дыхание.

— Их покупка – уже преступление. Мы здесь на несколько дней, завтра бы снова случился секс. Что тогда?

Молчит. Какая она еще дурочка. Пьяно, невесело усмехаюсь.

— Что именно тебя так пугает?

Раз уж мы разговариваем, нужно вытянуть из нее хоть какие-то мысли.

— Я не готова родить ребенка. Мне страшно, — сжимается, кутаясь в плед, словно пытается отгородиться.

— Страшно по-женски перед серьёзным шагом? Или страшно рожать именно от меня? — мне, черт побери, принципиально это знать.

— Не от тебя, а внутри нашего брака. Уверена, ты будешь хорошим отцом и сможешь дать ребенку очень много. Но…

— Давай, Лиза, раскрывайся до конца.

— Что будет, когда мы расстанемся? Я не смогу жить без своего ребенка.

— А кто сказал, что мы расстанемся? Я хоть раз озвучивал условия, что мне нужна временная игрушка? — повышаю голос, начиная выдавать эмоции. Я пьян.

— Нет, но… Рожать ребенка на выгодных условиях – это бездушно. Это сверх. Дети должны рождаться в нормальной семье.

— Так! — сажусь ровно, хватаю ее за плечи и разворачиваю к себе, лунный свет серебром ложится на ее лицо. Как ни странно, не напугана моими эмоциями. Девочка меня поражает. Когда я спокоен и разумен, она боится и отгораживается, а когда я выдаю не очень положительные эмоции, раскрывается. Смотрит на меня внимательно. — Ну-ка дословно мне расскажи, что вселила в твою голову Марина.

Примерно я понимаю, что Марина вылепила из меня бездушное чудовище. Но хочу слышать это словами Лизы.

— Она сказала, что я твоя покупка, от которой ты хочешь получить выгоду. Сказала, что, когда придет время, ты от меня откупишься. Я исчерпаю свой ресурс, родив тебе ребенка, и ты меня вышвырнешь. Я отказывалась верить, — всхлипывает, как ребенок. А я слушаю внимательно. Есть и доля правды в ее словах. — Тогда, на приеме, в день, когда я пыталась сбежать, она позвонила тебе при мне, и ты ничего не отрицал. Тогда же я узнала, что у тебя есть любовница. Валерия… Что я должна была думать?! — закрывает лицо ладонями. И я тоже закрываю глаза. — Я убежала, меня поймали и насильно привезли к тебе. И что ты сказал? — всхлипывает в ладошки. Помню, что я сказал… — Когда я жила в доме с Мариной, она сказала, что у вас был ребёнок, он казался таким настоящим на ее портретах… Она сказала, что в его смерти виновен ты. Что ты чудовище, которое все уничтожает. Я так потерялась… — Все, рыдает в ладони. Моя чувствительная девочка.

— В словах Марины есть доля правды. Доля! — выделяю я. Отнимает руки от лица, шмыгает носом, моргает. — Мне нужен был брак. Брак по расчету – я считаю их самыми крепкими и честными. Для статуса, для надёжности. Прошлое подпортило немного мою репутацию. Я не посвящал тебя в это, чтобы дать тебе иллюзию. Разве я не заботился о тебе?

— Заботился, — кивает.

— У тебя – чувства, у меня – семья. Цинично? Да! Но я и никогда не обещал любви на разрыв. Это неплохо. Это надежно и стабильно. Ты нежная девочка, я – твоя стабильность, стена, возможности и забота. Любой брак, на чем бы он ни был построен, может распасться по каким-либо причинам. Так? — Кивает. Ох, Елизавета, тебе повезло, что я пьян, в трезвом уме я не раскрываюсь. Но ей так нужно. Нам так нужно, чтобы все не рухнуло и не разбилось о стену недоверия ко мне. — Но в моих планах, какими бы они циничными в твоих глазах ни казались, никогда не было и мысли вышвыривать тебя и отбирать ребёнка у матери. Какой бы я ни был бесчувственный, я не разлучу мать и своего ребенка. Мне нужна была семья. Глупо рушить то, что построил ради крепкого тыла. Не находишь?

— Я не знаю… — растерянно мотает головой. Не плачет уже, утирает слезы. — Ты не чудовище. Ты… Ты просто холоден, давишь, прогибаешь… — вздыхает.

— Так плохо со мной? Насилую тело и душу?

Молчит, мотая головой. Теперь похожа на нашкодившую девочку.

— Ладно, достаточно на сегодня. Тема ребенка пока закрыта. Голодная?

— Нет, я пробовала фондю, вкусно, — трогательная. Ох, девочка, не хочу тебя больше топить. Прими меня таким.

— Тогда пошли спать, — встаю. Лиза поднимется, путаясь в пледе. Одергиваю плед, кидая его на диван. Подхватываю ее под бедра. Вскрикивает от неожиданности, обхватывая мою шею. — Держись.

— Ты пьян! — пищит, сжимая мою шею.

— Да, я пьян. Это как-то мешает мне отнести жену в спальню?

Идем наверх, на лестнице немного шатает.

— Роман! — вскрикивает, а потом смеётся.

— Не бойся, свою женщину я никогда не уроню.

Впервые слышу, как она смеется, искренне и для меня. Приятно.

Опускаю ее на кровать.

— Снимай халат, детка, — раздеваюсь сам, остаюсь в боксёрах. Елизавета мешкает, но все же стягивает халат, оставаясь в белых трусиках. Помимо ее бескорыстности и невинности, я выбрал эту девочку в жены, наверное, потому что она настоящая. Ничего не скрывает, не притворяется и не умеет нагло лгать, смотря в глаза. Расчет расчётом, но я бы не потерпел рядом с собой расчётливую женщину. В нашей семье циник должен быть один. Женщине простительны лишние эмоции, мужчине нет.

Ложусь рядом с ней, накрываю нас одеялом и расслабляюсь.

— Давай просто спокойно отдохнем, — предлагаю ей, смотря в темный потолок. — Представим, что нет ни нашего прошлого, ни будущего, есть только здесь и сейчас.

— Давай, — двигается ко мне и ложится под бок, утыкаясь холодным носом мне в плечо. Я уже и забыл, как приятно засыпать с женщиной, когда она вот такая тёплая и чувствительная. Да и не знал, в общем.

***

Просыпаюсь поздно. Это редкость для меня, обычно мои биологические часы работают без сбоев. Каждый день я встаю в половине седьмого, без будильника. Ошибочно полагать, что главы компаний и корпораций живут расслабленно и все работает на них. Больше всего в компании работаю я, без праздников и выходных. Простым наёмным сотрудникам нечего терять, кроме работы, я же могу потерять все.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍