и находился так же в удрученном состоянии, но все же держался и эмоциям выхода не давал. Несколько человек китайцев, что наблюдали за порядком, находились на верхней палубе и внутрь корабля не спускались. Лишь ходили парами от кормы до носа и обратно и хищно зыркали узкими глазами.

Ближе к полуночи пришла новость, что на рейде были замечены японские миноносцы. И вот тут лейтенант встревожился:

— Неизвестно что от них можно ожидать. Вряд ли торпедируют, но мину под нас подложить втихую могут. У этих варваров нет никакого понятия о чести.

И руководствуясь этими мыслями, он запретил экипажу ночевать внутри корабля. Всех выгнал на палубу. Благо ночь была теплая и по-тропически удушливая. А вскоре пришла еще одна новость — китайцы спешно погрузились на свою шлюпку и, шумно молотя веслами, ушли к берегу.

— Бегут, крысы…, — злобно прошипел лейтенант, вглядываясь в темноту ночи. Он пытался разглядеть японские миноносцы, но не мог. Лишь нечеткие силуэты были видны над черной водной гладью, но угадать их принадлежность никак не получалось.

Но все было тихо. Если слухи и были верны, то, скорее всего, встреча откладывалась до завтрашнего утра. Рощаковский походил минут двадцать по палубе, послушал море, а затем скомандовал бодрствующей команде:

— Отдыхать, братцы, — и сам ушел к себе в каюту. Вторые сутки без полноценного сна все-таки давали о себе знать. Я же остался на верхней палубе, без зазрения совести усевшись недалеко от верхней вахты. Рядом со мною пытались заснуть матросики, они ворочались, бубнили что-то вполголоса. Кто-то уже захрапел, утомленный последними событиями. А я сидел, прислонившись спиной к металлу, и смотрел на черное без лунных проблесков море.

— Ваше благородие, — вдруг обратился ко мне мичман с верхней вахты, — Василий Иванович, спите?

— Нет, не сплю, — ответил я.

— Не можете? — спросил он риторически, понимая мое состояние. Я тоже устал, за минувшие сутки поспал всего ничего. А сейчас эта же усталость и мешала мне сомкнуть веки. Едва закрывал глаза, как перед мозгом всплывала картинку минувшей ночи, когда мы на скорости уходили от преследователей, как прыгали по волнам и черпали соленую воду. — Не спали бы вы на палубе, не нужно вам это. Матросы они привычные, а вам по чину не положено.

Я хмыкнул:

— Так я же без чинов.

— Все равно не положено. Вы человек уважаемый, негоже вам вместе с простыми матросами в обнимку спать. Идите ко мне в каюту, там отдохните.

— Да нет, спасибо. Я лучше здесь на свежем воздухе. А там внутри душно.

— А хотите, я прикажу вас на берег отправить? Чего вам здесь ночевать?

— Не надо, — отмахнулся я от мичмана, а затем честно сказал: — Знаете, японцы сюда ранним утром должны прийти. Так вот я хочу в этом момент находиться рядом.

— Боже мой, Василий Иванович, зачем вам это?

— Интересно, куда ситуация вывезет. Свидетелем хочу быть, чтобы потом Марии Федоровне и самому Императору рассказать. Из первых уст, так сказать.

— А-а, — протянул мичман, не найдя что на это возразить. И отстал от меня.

Мы все ошиблись, когда думали, что японцы станут дожидаться рассвета. Глубокой ночью на воде послышался приближающийся плеск весел, и вся команда «Решительного» поднялась на ноги. Вскоре перед бортом представилась шлюпка. С нее крикнули:

— Японский офицер желает говорить с командиром корабля и просит разрешения взойти на палубу.

Шлюпку осветили фонарями.

— Ба! Господин Хирото, вы ли это?! — воскликнул я от неожиданности. В шлюпке находился тот самый цирюльник, у которого я когда-то скоблил морду. Сато Хирото собственной персоной. — Все-таки вы шпионили у нас в Артуре, не так ли? На службе у японцев состоите?

Он очень сильно удивился, увидев меня здесь. Даже не отреагировал на обвинение в шпионаже, лишь так же вскинул брови и недоуменно спросил:

— Господин Рыбалко? Вы?

Японский офицер что-то у него спросил. Хирото ответил и тот громко его переспросил:

— Корева Рибаруко-сан деска?

И получив утвердительный кивок, так сверкнул глазами, что становилось понятно — офицер дернул удачу за хвост.

Меж тем на палубу поднялся Рощаковский. Ему передали просьбу японского офицера.

— Пусть поднимаются, — разрешил он.

— Михаил Сергеевич, стоит ли…, — попытался повлиять на ситуацию мичман, но Рощаковский отрезал:

— Это парламентер. Пусть поднимается.

Они взобрались. Японский лейтенант при штатном оружии и с мечом на поясе, Сато Хирото в гражданской одежде и с десяток матросов при полном вооружении с примкнутыми к винтовкам штыками. Странным казалось то, что у матросов к оружию были примкнуты штыки. Словно и не матросы это были, а простая пехота. Или десант…

Японец, демонстративно положив руку на рукоять меча, стал громко зачитывать бумагу. Хирото переводил:

— Предлагаю командиру миноносца немедленно выйти в море и вступить со мною в бой. Если ваша машина неисправна, то мы выведем вас на буксире в море, и там вы примите сражение. Ежели командир «Решительного» отказывается, то ему и его команде надлежит немедленно сдаться и уповать на нашу милость и милость императора.

За спиной наглого офицера кто-то из подчиненных развернул японское полотнище. С верхней вахты донеслось приглушенное ругательство, и в ответ этой демонстрации наш мичман в руках развернул спущенный ранее Андреевский стяг.

Рощаковского разозлила манера японца. Тот вел себя слишком уж нагло, по-хозяйски. Скалил белоснежные зубы, смотрел вызывающе на нас, бросал алчные взгляды в мою сторону.

— Мы не сдадимся, — твердо заявил лейтенант. — И я не потерплю на моем корабле вашего флага. Требую немедленно его убрать.

Японец словно не услышал его. Повторил:

— Предлагаю вам принять бой. Уважая тишину нейтрального города, предлагаю вам выйти в море и там с честью принять рыцарский бой.

— Рыцарский?! — ахнул сверху мичман, а Рощаковский, не услышав своего подчиненного, решил:

— Хорошо. Мы примем бой. Но прежде чем выйти в нейтральные воды, укажите адмиралу Цао, чтобы он вернул нам орудийные замки, минные ударники и личное оружие экипажа.

Японец нагло и снисходительно улыбнулся:

— К сожалению, мы не имеем влияния на адмирала Цао и мы не властны вмешиваться во внутренние дела Китая.

— Это вы-то не властны? — рассвирепел лейтенант. — Ваш офицер все время сидит подле Цао, диктует ему указания адмирала Того и вы не властны?

Японец не ответил, лишь еще больше расплылся в наглой и злорадной улыбке. Наши матросы, видя, как идет диалог, постепенно приходили в нервное возбуждение. Кто-то втихую бормотал проклятия, кто-то предлагал просто дать наглецу в морду, а дальше будь что будет. Сато Хирото тоже лыбился, ситуация его явно забавляла.

Меж тем, пока велась напряженная беседа, пока японский офицер выдвигал ультиматум, к борту,