Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К нам идут два японских миноносца и один крейсер.
Рощаковский плотно сжал губы, сдерживая гнев. Бросил ненавидящий взгляд на японского лейтенанта, склонился к ближайшему матросу и что-то буркнул ему в ухо. Тот немедленно убежал и скрылся в недрах корабля.
— Что вы ему сказали? — перевел Сато требование японца.
— Не ваше дело, — грубо оборвал Рощаковский.
— Вы должны немедленно ответить.
— Ничего я вам не должен. Это вы находитесь на корабле иностранного государства, в водах принадлежащих третьему государству, которое не участвует в нашей с вами войне. Вы, находясь здесь и требуя немедленной сдачи, нарушаете все немыслимые законы. Требую от вас немедленного удаления.
— Мы не уйдем. Мы требуем вашей сдачи… Или выходите в нейтральные воды, чтобы принять честный бой.
Они препирались несколько минут. Рощаковский был в гневе, но пока что сдерживал себя, японский лейтенант откровенно забавлялся, отвечая на его выпады, снисходительными улыбочками и наглыми фразами. И все это еще больше заводило экипаж «Решительного». Наконец из недр корабля появился недавний матрос и кивнул Рощаковскому. И с этого момента ситуация на борту вмиг изменилась. Лейтенант громко крикнул:
— Братцы, делай как я! — и с силой, с оттягом вмазал кулаком по морде японца. Тот отшатнулся, упал на задницу и непроизвольно схватился за разбитую губу. А команда только этого и ждала. По всей палубе началась схватка. На чью-то голову опустился тяжелый гаечный ключ, кого-то просто в четыре руки швырнули за борт. Раздались одиночные выстрелы и визг срикошетивших пуль.
Японец быстро пришел в себя. Вскочил на ноги, рванул из кобуры револьвер и выстрелил в Рощаковского. Тот схватился за ногу и стал медленно и удивленно оседать на палубу.
На верхнюю вахту бросилось сразу несколько вооруженных японцев. Они попытались вырвать из рук мичмана Андреевский стяг, но тот держал цепко и тогда они принялись забивать его прикладами. Мичман упал, подобрал под себя флаг и его спину тотчас стали охаживать тяжелые ботинки.
И я, находясь рядом с Ращаковским, не остался в стороне от битвы. С каким же наслаждением я вмазал по монголоидной шайбе Хирото, с каким удовольствием я почувствовал, как проминается его челюсть…! Это ощущение было не передаваемо, меня накрыл какой-то первобытный восторг. Никогда в жизни я не ощущал подобного. Никогда, даже в самых тяжелых и ответственных спаррингах.
Цирюльник рухнул без сознания, пуская кровавые слюни. Матрос слева от него пытался стянуть с плеча винтовку и пырнуть меня штыком, но и его я по-боксерски отправил в нокаут. Он сложился словно карточный домик.
Все это действие заняло от силы секунды три-четыре. Рощаковский все еще оседал на палубу с прострелянной ляжкой, закрывая дыру ладонью, я уже остался один на один с японским лейтенантом. Слащавая наглая улыбочка сползла с его загорелого лица и теперь в его глазах проявилась нескрываемая ненависть. Переведя взгляд на меня, он что-то мне крикнул и ткнул в мою сторону стволом револьвера. Видимо, предлагал сдаться. Он бы не промахнулся, да только времени на то, чтобы нажать спусковой крючок и спустить курок я ему не дал. Расстояние было смешное — быстрый удар ногой и револьвер, на прощание стрельнув в черное небо, улетел за борт.
Японец рассвирепел. Дернул из ножен меч и словно дубиной вознес над головой. Опять что-то крикнул.
— Хрен тебе, морда японская, — крикнул я ему в ответ и тот с резким выдохом опустил на меня холодную сталь. Так и убил бы единым движением, да только не зря меня столько гоняли с казацкой шашкой — пригодился навык. Да и японец фехтовать не умел и меч на поясе носил лишь для подтверждения статуса. Я закрылся тростью от удара, перевел его в касательный и заставил сталь уйти вниз. А когда и японца потянуло вслед за оружием, я лишь сделал небольшой шаг в сторону и коленом впечатал ему в пах. Тот издал сдавленный стон и согнулся. Меч оказался брошен и его руки непроизвольно схватились за причинное место. А затылок его вот он, прямо передо мной — словно лакомая мишень для тяжелого набалдашника трости. Туда-то я его и опустил, с хрустом отправляя наглеца в японскую нирвану.
Рощаковский тем временем справился с первым шоком. Опять поднялся на ноги. Бросил взгляд на верхнюю вахту, увидел, что там без жалости запинывают мичмана и пытаются водрузить свою тряпку, крикнул:
— Братцы, бросай желторотых за борт! Не жалей их!
И сам, не смотря на рану, схватил за шиворот подвернувшегося под руку матроса и потащил к леерам. Перегнул за его за борт и отпустил. Да только японец цепко схватился за нашего лейтенанта и утянул его с собой. Они упали в шлюпку и там продолжили борьбу. Рощаковский был и выше и сильнее и по массе значительнее и потому он сразу же подмял бедолагу под себя и принялся охаживать морду тяжелым кулаком. Японец закрывался руками, как мог, истошно пищал:
— Неть, руськи, неть! Неть!
Рощаковский лупил его, войдя в раж, почти ласково приговаривал:
— Да, сука желтопузая, да! Будешь ты у меня батюшку Императора слушаться, будешь!
А японцы все прибывали. Подходили новые шлюпки, и новый десант, словно горох, высыпал на палубу, теснил нашего брата. На Рощаковского сверху спрыгнуло сразу несколько японцев. Двоих он сокрушительными ударами свалил в воду, а остальные, навалившись, подмяли его под себя и вытолкали из шлюпки вон. Раздался всплеск, на мгновение лейтенант скрылся под черной водой, но затем вынырнул и снова попытался забраться в шлюпку. Но его отогнали прикладами. Тогда он мощными гребками поплыл к корме, в надежде с той стороны забраться на корабль.
Меня тоже одолевали японцы. Их было четверо и они были с оружием. Сняли винтовки с примкнутыми штыками и пошли на меня стеной. Не стреляли, видимо желая взять живьем. На палубе было узко, и они скорее мешали друг другу, толкались локтями. Я испытывать судьбу не стал, начал отступать, ища место, где можно будет спрятаться от пуль. Нашел такое,