– Воды!

Алёша бежит на кухню мимо посторонившейся Марьи, несёт воду; ковш постукивает о зубы – вода льётся за воротник платья…

– Это ничего. Холодненькое – это хорошо, – приговаривает Полина Филипповна, вытирая полотенцем, которое она мигом достала из комода, шею девочки, расстёгивает пуговицу и бережно проводит влажным полотенцем по груди, и от этого прикосновения ей становится трепетно и спокойно – она забывает о себе, о Марье: под рукой бьётся сердечко будущей женщины и маленькие бугорки служат напоминанием об этом.

…Тимофей не простил, младшие – с ним заодно. И старшие не смотрят. Марья взяла свой чемоданчик и вышла. Никто не удерживал её: может быть, как в первый раз, просто не заметили…

Вскоре после этого дня Тимофей Несторович оформил расторжение брака с первой женой и расписался вновь: с Полиной Филипповной.

Баба Поля начинает тревожиться: как там Тимофей? Пора бы сходить проведать его; и дождаться надо Сашу. Что-то он задержался. Она поднимается с лавочки, решает: «Схожу потом к нему домой».

В это время сзади тормозит повернувшая из-за угла «Волга». Баба Поля оборачивается. Из машины выходит Саша, приветствует её. Она рада, зовёт его в дом:

– Я что хотела попросить. Телеграммки отправишь завтра, а? Пущай приедут ребятки. Я всё автобус ждала, выглядывала тебя, а ты на легковушке прикатил.

– Надо встретить одного товарища – прилетает через час.

– Твой товарищ? Кто ж это?

– Да нет. На завод к нам приезжает.

– Из начальства, поди? Спешишь? Ужинать приехал? Счас я адресы тебе дам. У меня всё на кухне теперь хранится – чтобы лишний раз не беспокоить, – а ты зайди к Тимофею-то Несторовичу. Он – обрадуется.

Баба Поля проходит на кухню, достаёт из шкафчика, где стоят стаканы и прочая посудная мелочь, конверты. Редко и скупо писали о своей жизни дети Тимофея, но годы шли, и постепенно из писем сложилась пухлая пачка.

– Это вот Алёшин, это – Анечка присылала письмо… Ага! Вот Верочкин адрес. А Васин где? – она пугается, перебирает пачку ещё раз. – Заехал на свой Север – писем от него не дождёшься! Был же – недавно видела…

Нужный конверт наконец находится, и она торопится в комнату. Сразу за дверью натыкается на широкую грудь Саши.

– Вот – тут все есть.

Он машинально берёт конверты из её рук, отодвигается в сторону.

Баба Поля мельком ловит его растерянный взгляд, сердце её обмирает от тревожного предчувствия. Она со страхом смотрит туда, где должен быть её Тимофей. Он – на месте. В своей обычной позе. Это несколько успокаивает её, она спешит к дивану, не отрывая взгляда от его лица. На лице – затаилась улыбка, оно спокойно и… безжизненно.

«Всё!»

Баба Поля привычно опускается на стул, недоумённо смотрит на лицо покойного, трогает его холодную руку.

– Тимофей… А, Тимофей! Как же это? Почто не сказал? Я бы не уходила. Ты разрешил…

Саша подходит и становится сбоку, с минуту молчит, потом говорит негромко ей:

– Я уже простился. Я позову соседей и сделаю всё, что надо.

Она кивает головой, слизывает что-то солёное с губ и замирает, словно прислушивается: если вправду смерть пришла – её должно быть слышно.

Сколько людей – столь и смертей. На каждого своя припасена, а как приходит в дом – оторопь берёт. Жданная ли, нежданная – всё одно.

Баба Поля, казалось, была готова к тому, что придётся хоронить Тимофея Несторовича, – всё обдумала: что нужно будет сделать, кому что поручить, но когда пришло время, ослабла вся, будто и в ней жизни не стало, замерла душой и почти перестала воспринимать окружающее, говорила и двигалась, как во сне.

В первую ночь к ней пришла ночевать соседка, Галина мать, чтобы не страшно было. Баба Поля помнила: так надо, но страха у неё и не было – только тоска и боль, и такая ясность, что она могла, как наяву, разглядеть каждый свой прожитый день. Она просидела всю ночь рядом с Тимофеем, передумала все свои думы, вспомнила всю свою жизнь – трудную, горькую, но оказывается, счастливую. И главное в этом счастье – Тимофей и его дети. Горчило от сознания, что не было её у постели в последнюю его минуту. Может, воля у него какая была, может, сказать напоследок что хотел, а – некому. Как она скажет детям, каким он был при последнем своём дыхании?

Тимофей Несторович лежал принаряженный и потому казался строгим и торжественным, затаённая улыбка на его лице не портила значительности происшедшего.

Костюм из доброго чёрного сукна и белая рубашка с галстуком – в таком виде Тимофей Несторович не ходил при жизни. И костюм этот надевал всего несколько раз, когда кто-нибудь из детей приезжал в гости. Да и то надевал лишь после долгих и настойчивых уговоров Полины Филипповны; походит чуть и норовит снять. Стеснялся, говорил, что жмёт, что непривычно ему в такой упряжке.

Теперь не жмёт. На усохшем теле пиджак свободным стал, отлетела душа – вот и уменьшился, душа у человека – не пустое место.

Два костюма покупали Тимофею Несторовичу за их совместную жизнь. Первый – в сорок пятом году. Скольких трудов стоило купить тот костюм – не приведи господь! А не купить было нельзя. Сказали, что награждать медалью будут, кто в войну на работе отличился. Списки на заводе составили, фотографировали…

Костюм купили, а не понадобился: вычеркнули Тимофея из списка, потому как у него жена осуждённая оказалась. И через двадцать лет Тимофея миновала награда: юбилейную медаль выдавали лишь тем, у кого была та, первая.

Когда Матвеев, товарищ Тимофея по заводу, по этому случаю загоревал, Тимофей Несторович сказал ему:

– Ты скажи: заломали мы фрица?

– Само собой, – отвечал Матвеев.

– Жизнь при мне – какую ещё надо медаль?

…Костюм тот – одно название по нонешним временам, что костюм, – понадобился: надел его Тимофей один раз, когда повёл Полину Филипповну в загс; она отказывалась идти: она и с первым-то мужем не расписывалась, но Тимофей Несторович так на неё посмотрел…

Потом тот костюм, и не дорос ещё, Васятка на себя пристроил…

Баба Поля почти не участвовала в приготовлениях к похоронам, всё шло своим чередом. Помыли и переодели Тимофея Несторовича, изготовили ложе, на котором лежал он, ожидая последнего своего земного пути; разослали телеграммы в четыре конца, заказали гроб, оградку и могилу, выправили документ о смерти. Все хлопоты и расходы взял на себя завод.

На летней кухне всё вымыли и стали готовить что необходимо к поминкам; летней кухни оказалось мало, и готовили ещё в доме у Гали.

У смерти – свои права, дел земных она не признаёт. Бросив всё, на следующий день, к вечеру, прилетели трое: Алексей, Аня и Вера. Прилетели почти враз: аэропорт из-за плохой погоды – будто нарочно после смерти Тимофея Несторовича всю ночь и утро валил густыми хлопьями снег – аэропорт не принимал самолёты, а потом они садились один за другим; у стоянки такси образовалась очередь – в ней и нашли друг друга дети Тимофея Несторовича.