– Русалка.

– Точно, она.

– Куда это она?

– А где доктор Гриффин?

– Это русалка.

– Русалка.

– Русалка.

Амелия уставилась прямо перед собой, сделав вид, будто ничего не слышит, уповая на то, что, если не прислушиваться к этим словам, они её не коснутся, и люди её пропустят, оставят в покое.

Мысль была совершенно дурацкой, рождённой не разумом, но надеждой. Всего несколько часов назад они рвались на сцену, чтобы к ней приблизиться. А на улице под открытым небом вокруг неё не было даже стекла.

Вдруг кто-то воскликнул:

– Да она это, она! Русалка!

Её тут же обступили вплотную, кто-то трогал за волосы, кто-то тянулся ухватить за плечи, руки, одежду.

И все галдели наперебой – о чём-то спрашивали, сулили золотые горы, норовя затащить в ближайшую редакцию газеты, чтобы выпытать её историю.

Она пыталась что-то сказать, протиснуться мимо них, но начала задыхаться от потока вопросов, от их пыхтения, упорного желания узнать, выведать, выпытать все подробности. Вытянув вперёд руки, она пожалела, что на человеческих пальцах нет русалочьих когтей, с ними гораздо проще вырваться на свободу, даже если бы пришлось пролить кровь. А нечего её останавливать, нечего преграждать путь.

В человеческом теле не хватало той силы, которой она обладала в воде, чтобы растолкать эти назойливые вопящие лица, и чем больше она старалась отвернуться, тем сильней они наседали.

В аквариуме хотя бы можно было закрыться хвостом. А если сжаться в комок посреди улицы, её просто растопчут, как ту женщину в концертном зале.

Может, оно и к лучшему? Может, нужно просто лечь на землю, и пусть её затопчут насмерть, и больше не нужно будет притворяться, что после гибели Джека в её жизни остался хоть какой-то смысл.

При этой мысли она перестала сопротивляться, хотя вопли всё не смолкали, её продолжали толкать, хватать и тянуть в разные стороны.

А может, так и надо? Может, лучше умереть, чем жить дальше без Джека? Она сосредоточилась на этой мысли, чтобы обдумать как следует.

Неужели всё время, проведённое на том утёсе… она просто ждала какого-то знака, намёка на то, что пора смириться? Или надеялась, что её поразит в самое сердце молния или шальная стрела?

Впрочем, она даже не представляла, как это всё может на неё подействовать, ведь ей нипочём людские смертельные болезни, да и смерть от старости, похоже, не грозит. Возможно, останься она со своими сородичами, всё бы сложилось иначе.

Амелия припомнила, что среди них встречались и старики, и конечно, кто-то умирал. Неужели с каждым превращением она возвращает свою молодость? Пожалуй, тогда можно прожить целую вечность, и не найдётся на земле силы, способной её прикончить.

Она представила череду бесконечных дней и лет впереди, совершенно бессмысленных без любимого Джека.

Тут вдалеке раздался какой-то особенный крик, она очнулась от раздумий и вновь оказалась среди скопления людей.

Кто-то звал её по имени.

– Амелия! Амелия!

Она крутнулась волчком, и позади оказался Леви, продирающийся к ней через толпу.

– Доктор Гриффин – раздались возгласы со всех сторон.

Некоторые устремились к Леви, давая Амелии возможность пробиться к свободе.

Какой-то человек, не желавший отступаться от своих намерений, бросился за ней следом и ухватил за волосы. Наверное, следовало бы закричать, но от потрясения крик просто застыл в горле.

Амелия потянулась назад и вцепилась в него обеими руками, впиваясь недоразвитыми человеческими ногтями. Тот взвизгнул от боли и выпустил её, но тут толпа, отвлёкшаяся было на «доктора Гриффина», вспомнила о ней и снова хлынула в её сторону.

Она мельком увидела, как Леви пытается к ней пробиться, но дожидаться его было некогда, нужно бежать от этих полчищ с горящими глазами, снова устремившихся за ней.

Перехватив взгляд Леви, Амелия попыталась дать ему понять, что сожалеет, бросилась наутёк и бежала до тех пор, пока последние из многочисленных преследователей не отказались от своей затеи, но и потом не остановилась, потому что бег чем-то напоминал плавание, и чем быстрее она бежала, тем легче становилось на душе, словно она стала неуловимой и свободной от всех тягот и невзгод.

* * *

Леви часами искал её повсюду, пока не обнаружил на краю крохотной пристани с привязанным яликом. Она сидела, по-детски поджав ноги и обхватив колени руками, с рассыпавшимися по плечам покрывалом волосами.

Он уже было отчаялся её найти, но продолжал искать, в который раз зарекаясь, что через час, всего один часок, бросит эту затею и отправится домой.

Когда она наконец нашлась, у него возникло такое же ощущение (déjà vu), как при первой встрече в музее, он не мог поверить своим глазам. Заслышав шаги по настилу, она подняла голову, вся сжавшись в готовности удирать от любого незнакомца. Признав Леви, она не вымолвила ни слова, но немного расслабилась. Впрочем, ему показалось, что она по-прежнему готова умчаться прочь в любой момент.

Он присел рядом с ней, отбросив мимолётные сожаления об испачканных брюках – всё-таки доктор Гриффин одевался гораздо элегантнее, чем Леви Лайман, – с напускной небрежностью скрестил ноги, откинулся назад на руках и принялся ждать. Он нашел её, и это главное. А теперь будь что будет. Выбор за ней.

Снизу доносилось тихое журчание воды между свай, а чуть дальше то и дело плескались резвящиеся морские обитатели. Казалось бы, здесь, вдали от навозных куч, сточных канав и свиней, воздух должен быть чище, но всё было пропитано запахом рыбы и гниющих водорослей, которыми обросли сваи.

Амелия, похоже, могла сидеть здесь целую вечность. Может, так и вернётся молча в родную стихию, сбросив платье, или Леви отчается ждать и вернётся к Барнуму.

Леви особым терпением не отличался и не собирался дожидаться столь долго.

– Почему вы остались? – спросил он, когда, казалось, она никогда не заговорит.

– Мне показалось, что лучше умереть. – ответила она. – На той улице, когда меня окружила толпа.

– От потрясения? – уточнил он, пытаясь понять, при чём тут решение остаться.

– Нет, потому что без Джека мне жизни нет. Мне раньше и в голову не приходило, сколько я могу ещё прожить. – Она задумалась. – Вот и решила просто лечь посреди улицы, и пусть меня растопчут, как ту несчастную женщину в театре. Так будет справедливо, правда? Заслуженная кара на мою голову.

– Кара? – удивился Леви таким неслыханным речам. – За что же вас карать?

– Разве это не по-христиански? Ты в ответе за свои грехи.

– И в чем же ваш грех? – спросил Леви. – Вашей вины тут нет.