Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Женщина погибла из-за меня, – сказала Амелия дрогнувшим голосом. – Все бросились на меня посмотреть, а она им помешала.
Что бы он сейчас ни сказал, все будет не то. Леви поник от собственного бессилия подобрать нужные слова, чтобы развеять её тоску, стереть это подавленное, страдальческое выражение с лица. Амелия редко падала духом и, казалось, никогда ничего не принимала так близко к сердцу. Но сейчас… она во всём винила себя, а он не представлял, как её утешить.
– Откуда вам было знать, как всё обернётся, – наконец промямлил Леви, чувствуя всю бесполезность слов.
– А вы знали, – с неожиданной горячностью воскликнула она. – Вы же пытались меня отговорить.
– Такого я и предположить не мог, – возразил он. – Я просто…
Он осёкся. Пожалуй, сказать, что переживал из-за неё, значит все равно, что открыться, признаться в своих чувствах. Сейчас не до признаний, того и гляди спугнёшь. Она и так на грани срыва, нечего лезть со своими переживаниями.
– Я опасался, что вам не вынести такой толпы зевак, и понимал, что после пути назад не будет.
– А я ещё ответила, что сделала выбор. Как глупо, ведь я совершенно не представляла, на что решаюсь.
Леви был не в силах облегчить её страдания. Не имел права даже прикоснуться, успокоить, не мог подобрать нужных слов, чтобы утешить, словно она до сих пор оставалась на сцене, отгородившись стеклом от него и всего окружающего мира.
Он не имел над ней власти, чтобы удержать, как и Барнум – это было ясно как день. На неё не подействует даже красноречие Барнума, ведь она всегда относилась к нему с подозрением и замечала ту хитрость, что составляла добрую половину его натуры.
Амелия не нуждалась в Барнуме в той же степени, как он в ней. В этом было её преимущество. Но Леви не хотел, чтобы она ушла. Он не мог исцелить её разбитое сердце, но ему очень хотелось, чтобы она осталась.
– Останьтесь, – попросил он.
Слово невольно сорвалось с его губ. Он бы не решился сказать его вслух, но теперь повторил:
– Останьтесь.
Она посмотрела на него, и снова стала прежней Амелией, сдержанной, прямолинейной, требовательной.
– Зачем?
«Столько причин, что не знаю, с чего начать». Слова, будто застряли у него в горле, и он вернулся к избитым фразам.
– Мы обеспечим безопасность. В следующий раз всё пройдет лучше.
В её взгляде сквозило сомнение.
– Как можно быть уверенным? За свою жизнь среди людей единственное, что я твёрдо усвоила, насколько они непредсказуемы.
– Нет, вовсе нет, – заметил Леви. – Если бы так, мы бы не смогли организовать общество. Существуют общепринятые нормы поведения, и мы их придерживаемся.
– Тогда как возникают эти неуправляемые толпы? – спросила Амелия. – Как люди вдруг собираются в обезумевшие орды?
Вопрос был вполне искренний и требовал ответа. Она не понимала людей даже прожив среди них столько лет, впрочем, вряд ли она сталкивалась с массовыми беспорядками в своей глухой деревне.
– Мы часто берём пример с других, – медленно повторил он, обдумывая ответ. – Когда случается что-то подобное, как в Концертном зале, кто-то один начинает себя вести ненормально, а другие подхватывают, считая это нормой, и безумие охватывает толпу как лесной пожар.
– И как по-вашему не допустить ещё одного пожара? – спросила Амелия.
– Мы примем дополнительные меры предосторожности, как сказал Барнум, – ответил Леви, заметив, как при упоминании этой фамилии в её взгляде промелькнуло раздражение. – Мы наймем охрану. Установим чёткие правила. Обычно люди следуют понятным правилам, опасаясь осуждения окружающих. А ещё…
Он заколебался, зная, что ей это не понравится, и, может, этого вообще не надо говорить. Это может стать последней каплей, переполнившей чашу её терпения.
– Что ещё? – переспросила она.
– Мне не хочется об этом говорить, ведь я понимаю, как вы цените свободу, но вам не стоит выходить одной на улицу. В одиночку вы снова можете оказаться во власти толпы.
Она вздрогнула, словно почувствовав напирающую со всех сторон массу людей.
– Конечно, мне это не нравится, – подтвердила Амелия. – Но вынуждена признать, что мне лучше не выходить без сопровождения. Вот и Черити советует им обзавестись, похоже, считает, что иначе просто неприлично.
– Так значит вы остаетесь? – спросил Леви.
Вопрос прозвучал так жалобно, со скрытой надеждой в голосе, что он поморщился.
Она вдруг поднялась таким неуловимым, плавным движением, что он, последовав её примеру, почувствовал себя каким-то нескладным увальнем, скинула туфли, стянула платье и бросилась в воду.
Он долго вглядывался во тьму, надеясь увидеть какой-то след, хоть кончик хвоста над водой, но всё было тщетно.
И всё же он надеялся, что она вернётся, верил, пожалуй, наивно, что она не могла уплыть навсегда, не попрощавшись. С Барнумом прощаться она бы не стала, но его бы уважила. Хоть это он, по крайней мере, заслужил.
Нет, ей просто нужен глоток иллюзорной свободы, как в прежние времена – резвиться на воле без посторонних глаз, быть русалкой в море, а не в аквариуме.
Леви ждал, пока его не сморил сон, а когда очнулся, она уже взобралась на пристань и спокойно одевалась, не обращая на него внимания.
Потом повернулась к нему, и он предложил ей руку. Она взяла его под локоть, он вдохнул ее морской аромат и в тот момент почувствовал себя самым счастливым жителем Нью-Йорка.
Амелия надеялась незаметно проскользнуть к себе в комнату, а утром появиться за завтраком как ни в чём не бывало. Ей не хотелось втягивать Черити в их спор с Барнумом, а ведь вопрос остался открытым, ибо тот никак не мог уяснить, что она никому не позволит собой помыкать.
Парадная дверь оказалась не заперта, («словно Барнум ждал, что я вернусь»), и она пожелала Леви спокойной ночи. Амелия чувствовала, как ему не хочется уходить, но Барнум устроил доктора Гриффина в «Парк-отель». В любое время дня и ночи там его поджидали репортеры. Леви объяснил ей по дороге, что после сенсационной новости о русалке в этом не оставалось никакого сомнения.
– А вы не отвечайте на их вопросы, если не хотите, – посоветовала Амелия.
– Именно за это Барнум мне и платит, – ответил Леви. – Беседовать с журналистами, даже ночью.
– Как вы с ним познакомились? – спросила она.
– О, мы давние приятели. Я работал стряпчим, и Барнум нанял меня, чтобы помочь с другим выступлением. Со мной можно свободно обсуждать любые вопросы, а Барнум счел это хорошим подспорьем, – охотно ответил Леви.
Нарочитая бойкость его ответа натолкнула на мысль, что история этим не кончилась, но Леви был не склонен продолжать. Должно быть, речь шла о Джойс Хет, что он рассказывал ей раньше. Тема была крайне болезненной для обоих, и Барнума, и Леви. Тут она вдруг смекнула, что Барнум манерами раздражал не только ее, но и Леви.