6. Ну и гитара, конечно.

Вот тут жопочасы должны отработать по полной. Хотя я занимаюсь стоя, потому что и на сцене буду стоять. Буду по ней ходить и даже подпрыгивать в особенно драматических местах. Руки должны играть сами – обычно уже не получается смотреть на гриф, не до того. Вот когда я достигну уровня «слепой музыкант», когда буду видеть руками, вот тогда буду собой довольна.

Господи, как много у меня интересных дел! Я даже не упомянула путешествия, виндсерфинг, сапборд, батут, велосипед. А еще – приготовить что-нибудь вкусненькое, накормить домашних, почитать, встретиться с друзьями, выпить хорошего вина, посмотреть кино, потанцевать! А-а! Мне не хватит жизни, чтобы я все успела!

Рыболовные сети в Крыму в особом почете. Вовсе не потому, что все поголовно рыбаки, хотя у любого уважающего себя пацана есть хотя бы задрипанная закидушка – кусочек деревяшки или пенопласта с вырезанными в форме ласточкиного хвоста аккуратными краями, между которыми намотана леска с крючком и свинцовым грузилом. Сами сети расставлены в определенных местах на побережье, которые мы давно знаем и куда любим ездить за свежей рыбой. Поднимаясь на гору, ты первым делом увидишь внизу вышку из белесого, выгоревшего на солнце дерева, стоящую в море на сваях. Там сидит смотрящий.

Сети, обозначенные такими же белесыми деревянными сваями и желтыми от времени пенопластовыми буйками, стоят на пути у косяка, мигрирующего из Азовского моря в Черное и обратно. Старые деревянные лодки отдыхают на песке. Злющая на вид черная собака с громким лаем несется прямо на нас, но мы вооружены куском колбасы, поэтому собака тотчас же меняет гнев на милость и, радостно виляя хвостом, провожает нас к рыбакам. Кефаль, сарган, камбала, ставридка – все это к обеду окажется на сковородке, а потом и на столе, в компании розовых помидоров, сорванных прямо с грядки, кривоватых пупырчатых огурцов того же происхождения и отварной молодой картошки, сбрызнутой пахучим подсолнечным маслом из жареных семечек и посыпанной мелко нарезанным своим же укропом.

И порезанная на небольшие куски рыболовная сеть есть у каждой хозяйки. Мелкая, с тугими крохотными узелками. Это – мочалка. Причем самая лучшая. Или то, чем моют посуду. Моментально мылится, давая обильную пену, узелки прекрасно выполняют функцию скраба, идеально очищая тебя, тарелки и сковородки. Моментально сохнет и не портится. Ты постареешь раньше, чем она. Когда мне в очередной раз расхваливают скрабы с миндальными косточками или ионами серебра, я только улыбаюсь и молчу, так как мой рассказ о том, что рыболовная сетка лучше всех этих ваших скрабов, вместе взятых, не будет соответствовать имиджу звезды.

Но плавать там, где сети, я не люблю. Боюсь запутаться. Там часто запутываются дельфины. Или утопленники.

«Тятя, тятя! Наши сети притащили мертвеца!» Бабушка мне этот стих прочитала довольно рано. Воображение у меня было богатое, поэтому я долго боялась смотреть в ненастную погоду в темное окно. А вдруг там стоит утопленник? «И в распухнувшее тело раки черные впились». Жуть какая! Но ведь наши страхи рано или поздно обязательно сбываются.

В Крыму у бабушки я бывала на каникулах, а школьная рутина проходила в Минске. Хотя Белоруссия – это не Черноморское побережье Крыма, мой дом в Минске был расположен практически у воды. В прекрасном районе – рядом небольшое озеро и лес, где мы проводили все свободное время. Летом купались, жгли костры и пекли картошку, зимой бегали на лыжах и катались по озерному льду на коньках. Одним теплым летним вечером мы заметили на берегу небольшую толпу и побежали разведать, в чем дело. Люди тихо стояли, смотрели на воду, перешептываясь и сокрушенно качая головами.

«Уже полчаса там ходит, не найдет никак!» – сказал наш сосед из дома напротив. Я вылезла вперед и подошла к самой воде. На озерной глади бурлили едва заметные пузыри.

«Смотрите, выходит!» – закричала какая-то женщина, и на поверхности показалась сначала голова в маске, а потом уже все туловище с баллонами за спиной.

«Водолаз! Ух ты!» – заорала я восторженно и осеклась. Водолаз держал за руку и вытаскивал на берег мужчину в грязной белой майке и черных, прилипших к худому телу семейных трусах. То, что мужчина мертвый, я поняла сразу, хотя никогда не видела раньше покойников. Он лежал теперь на мокром песке в неестественной позе совсем рядом со мной. Я смотрела на него и не могла сдвинуться с места, но потом все-таки пришла в себя, и мы с ребятами убежали. Сидели у подъезда, как испуганные воробьи, храбрились, говорили, что ничуточки не страшно, подумаешь, мертвец!

Он пришел во сне этой же ночью. В мокрой грязной майке и черных, обмотавших худые ноги, прилипших к телу трусах. Протянул ко мне руки.

Родители проснулись от моего страшного крика, я долго не могла успокоиться, рыдала и, путаясь, пыталась объяснить, что случилось. Целый месяц потом я засыпала только в родительской постели, чувствуя с двух сторон горячие, защищавшие меня, живые тела. Потом меня уносили в свою комнату. Эх, тятя, тятя.

Хотя в нашем озере не было никаких сетей, утопленник обошелся без их помощи, слово «сети» с подачи Пушкина, моей бабушки и этого случая обрело для меня абсолютно конкретную связь со смертью. А также озеро. Больше никакая сила или жара не могла заставить меня влезть в его не очень глубокие воды.

Вот сейчас пишу и думаю. Сеть – это ведь очень конкретный символ несвободы и погибели. Даже сетка-авоська, с которой я в раннем детстве ходила за хлебом, являла собой мини-тюрьму для половинки украинского и двух бутылок молока. Так ласково их оплетала, не давая ускользнуть. Или здоровенный паук, по имени Эдик, сидящий в засаде в углу под навесом нашей керченской веранды. Как деловито он плел свою сеть размером с хорошее блюдо! С Эдиком, правда, мы были заодно, здоровенные черные мухи, которых мы звали мессершмиттами, докучали нам нещадно. Мы гонялись за ними с мухобойкой, с силой, которой можно было развалить стол, припечатывали их к поверхности и несли добычу Эдику. Эдик нашими дарами брезговал, без энтузиазма глядя на неподвижные тушки. Трупы он не ел.

Любовные сети ведь тоже несут погибель. Сладкую, обморочную, но погибель.

Даже сеть гостиниц или ресторанов – лишает тебя возможности открывать что-то новое. Человек – раб своих привычек. О да, я это люблю, как чудесно, я уже знаю их качество! Все, дружок. Подойди поближе. Будешь теперь трепыхаться здесь.

Сети – это ведь что-то не очень явное, незаметное, но лишающее тебя свободы – ты попался, уже не ускользнешь.

А Сеть с большой буквы? В ней запутается немало наших блогеров, с пеной у рта доказывающих, что именно Сеть подарила свободу доступа к информации и выпустила наш мятежный дух в виртуальное пространство. Да, на первый взгляд все так. Но продолжать я не буду, так как уже чувствую паучье присутствие где-то здесь, неподалеку.