Издалека раздался длинный протяжный звук скрипки.

«Жив еще!» — обрадовался Гошка, но тут же пожалел о своей радости.

Все вновь задвигались с нормальной скоростью. Пламя в факеле вспыхнуло. Парень бодрой рысцой побежал к костру.

Звук прервался. Реальность снова застопорилась. Парень замер, не добежав до костра двух шагов.

— Я же говорил, — поднял руку Юстин. — Дети — существа непредсказуемые!

Старик недовольно свел брови и быстро пошел из зала.

Гошка бросился к Любке.

— Георгий! — От переживаний этого дня Кондрашова совсем потеряла силы.

— Хватит реветь, — оборвал ее Снежкин, усаживая на пол около стены. — И перестань звать меня Георгием! Гошка я, поняла?

Любка закивала так активно, что казалось, у нее оторвется голова.

— Играй! — послышался раздраженный голос старика.

— Ты не отобрал скрипку? — Руки и ноги у Любки затекли, поэтому Гошке пришлось ее стаскивать на себе.

— Отберешь ее! — Снежкин опустил тяжелую Кондрашову на пол. — Я ему руку вывихнул. Он не должен играть.

Протяжный звук повторился. Парень с факелом добежал до костра и тут остановился, открыв рот.

— Ведьма! — ахнул он, роняя факел в костер. Солома тут же занялась. Веселый огонек пробежал по сухим палочкам, взлетел вверх к поленьям.

Среди воинов раздались одобряющие возгласы.

— Мы сгорим! — От ужаса к Любке вернулись силы. Она вскочила, готовая бежать отсюда подальше.

— Да отстаньте вы от него! Не видите, человеку плохо!

Этот крик перекрыл все другие звуки. В зал вылетел старик и плашмя упал на спину.

— Привязались к человеку! Ему и так плохо!

На пороге зала появилась разгневанная Наташка. Волосы у нее на голове воинственно топорщились во все стороны.

— Кажется, я вас где-то видела, — посмотрела она на старика. — Ну да… — вспомнила девочка свои видения в трамвае. — Так вот откуда все это?

Быстро окинув взглядом помещение, она ушла в коридор, но сразу же вернулась, волоча по полу Валерку. У Гребешкова не было сил идти самому.

— Да отдай ты ее!

Легким движением Наташка отобрала у Гребня скрипку.

— И долго вы тут собираетесь сидеть? — повернулась она к стоящим у костра ребятам.

— Ми, ля, ре, соль, ми, — пробормотала Любка ноты из записки.

— Ты чего? — испугался за нее Гошка. — Совсем с крышей распрощалась?

— Ну? — все еще продолжала бушевать Наташка. — Так и будем на меня смотреть?

— Любка с трудом встала, забрала у Наташки инструмент, подняла с пола смычок.

— Ми, ля, ре, соль, ми, — пробормотала она как заклинание.

— Не надо! — шагнул к ней Снежкин. — Брось ты ее! На фиг тебе сдались эти желания.

— Не слушай его! — перебил Гошку старик. — Только у тебя получится стать великой скрипачкой!

— Ага, — фыркнула Цветочница. — Из нее скрипачка, как из меня балерина.

— А ты бы вообще помолчала, — набросился на нее Гошка. — Посмотрим, кто из тебя выйдет.

— Ой, договоришься ты у меня, Гогочка. Ты хоть знаешь, что эти ноты означают?

Кондрашова посмотрела сначала на Снежкина, потом на разъяренную Наташку и положила скрипку на плечо. Все замерли. Сперва она просто провела смычком по всем струнам. Размяла отбитые пальцы. Когда инструмент стал более послушным, Любка добавила небольшую вариацию.

— Играй, детка, играй, — подполз к ее ногам старик.

Кондрашова повернула к нему голову, музыка прервалась.

— Хочу, чтобы это все закончилось! — громко произнесла Кондрат. — Хочу, чтобы Валерка снова стал нормальным человеком и перестал умирать!

Замок дрогнул. Люди снова замерли. Только костер продолжал гореть.

— Молодец! — вяло зааплодировал Юстин.

— Не-е-еет!

Старик крутанулся на месте. Его тело свело судорогой.

— Проклятые дети! — завопил он. Любка снова провела смычком по струнам.

— Хочу, чтобы эта дурацкая скрипка перестала действовать! Хочу, чтобы все стало, как раньше!

По залу прокатился вздох. Стоящие тесной группой воины исчезли.

Ничего не понимающий Гошка встретился взглядом с Юстином. Тот слабо улыбался.

— Что с ним? — кивнул Снежкин в сторону корчившегося на полу старика.

— Желание… — Юстин отодвинулся подальше от огня. — Скрипка обычно исполняла эгоистичные желания. Ее обладатель хотел чего-то только для себя — славы, богатства, почета. А твоя подруга пожелала для другого человека.

— И что теперь? Эта скрипка обратно превратится в шар?

— Не знаю, — голос Юстина звучал все слабее. — Раньше ее никогда не просили самоуничтожиться.

— Она может обидеться?

Но Юстин уже не ответил. Любка снова заиграла.

Пол под Гошкиными ногами накренился, словно пытался сбросить с себя людей. Гобелены, стены, мебель — все начало тускнеть и терять объем, превращаясь в детали рисунка. Один огонь оставался живым и ярким. Пламя начало стремительно пожирать старую иссушенную бумагу.

— Чего ты стоишь? — прокричали Гошке прямо в ухо.

Снежкин качнулся. Пламя обожгло пальцы. Он выпустил из рук догорающую картинку — темный зал, на окнах тяжелые шторы, каменный пол, одинокий человек, сидящий в кресле с высокой спинкой перед небольшим костром.

Картинка упала в разбросанные по полу ноты. В Гошкиной голове еще шевельнулась мысль, что хорошо бы потушить огонь, но кто-то уже тянул его за собой.

Идем!

Когда с глаз Снежкина спала пелена и он смог оглядеться, то увидел, что за руку его держит Цветочница и вдвоем они бегут по коридору библиотеки.

— Ты чего там замер? — на ходу спрашивала она. — Все уже ушли давно, один ты со своим рисунком остался.

Они выбежали на улицу.

Трамвай!

Было уже совсем темно, и освещенный салон трамвая смотрелся, как спасительный остров среди подступающей темноты.

— Как мы здесь оказались? — Снежкин никак не мог прийти в себя после резкой смены «декораций».

— Где «здесь»? — Наташка выглядела злой и уставшей. — Понятия не имею, откуда ты взялся. Я приехала на трамвае. У меня было дело. А вот какого лешего вас сюда принесло?

— Погоди… — На секунду Гошке показалось, что у него что-то неладное с головой. — А как же замок? А скрипка? Все закончилось?

Цветочница поморщилась.

— Закончилось, не закончилось… Какая разница? Про свои сны кому-нибудь другому рассказывай, — она отвернулась к окну, за которым проплывала темная улица.