Любка уселась на широкий подоконник.

Надо искать сошедшего с ума Валерку, отбирать у него скрипку, пока она его совсем не доконала. Или хотя бы заставить его какое-то время не играть. Ведь когда он не играет, эта хрень со средневековьем приостанавливается.

Шум голосов приближался. А значит, неутомимый Гребень не успокоится, пока кто-нибудь не стукнет его мечом по голове.

Кондрашова встала коленями на подоконник, вгляделась в темноту.

Можно сбежать. Выбраться за пределы действия скрипки и позвать на помощь. Только живой Любка вряд ли куда-то дойдет. Прибьют чем-нибудь тяжелым за первой же дверью. Есть маленькая надежда на Наташку. Уж она-то точно сейчас должна быть среди нормальных людей. И, если не отправилась домой есть плюшки, позабыв обо всем, то скоро всех их из этого замка освободят.

Кондрашова ярко представила, как к замшелым воротам замка лихо подкатывает бронетранспортер. Пара залпов, и замок сдается. Пулеметная очередь, и все захватчики выходят за ворота с поднятыми руками. Летят на землю ржавые мечи и покореженные щиты. А потом их всех под торжественную музыку везут домой… А те, кто остался в замке, кусают локти от зависти и обиды.

От собственной фантазии у Любки даже голова закружилась.

— Во напридумывала, — пробормотала Кондрат, с тоской глядя на тяжелые мрачные облака.

По воздуху медленно плыло привидение. Оно осторожно вышагивало, неуверенно переставляя ноги, неуклюже взмахивая руками. Пару раз привидение упало, если, конечно, парение в воздухе можно назвать падением.

Когда до Любки оставалось несколько шагов, привидение подняло голову и оказалось призраком Снежкина. Бледным, лохматым, с воспаленными красными глазами, огромной шишкой на лбу и расквашенным носом.

— Не тронь меня! — завопила Кондрат, сваливаясь с подоконника. — При жизни я тебя не обижала, и ты меня не обижай!

Привидение покрутило пальцем у виска и двинулось дальше. Забыв о крысах, Любка выбежала обратно в коридор и тут же столкнулась с огромным детиной. Появление девочки для него стало такой же неожиданностью, как и его появление для нее. В панике он занес над головой меч и только потом рассмотрел Любку.

Увиденное сильно удивило его. Еще никогда он не встречал девочек в коротких юбках, в туфлях, с хвостиками на голове и со странными стеклянными кружками на носу.

— Ведьма! — завопил детина.

— Мама! — в тон ему закричала Любка и бросилась по коридору в ту сторону, куда ушел Валерка.

Звуков скрипки слышно уже не было, но, судя по шуму, играть Гребешков продолжал.

Ну, если она его найдет, все уши оборвет…

Найти Кондрашова никого не успела. За первым же поворотом ее перехватили и с криками «Ведьма! Ведьма!» куда-то поволокли. Вскоре она оказалась связанной, сидящей на соломе рядом с какой-то оборванной личностью.

— Вот она — ведьма! — гудела собравшаяся толпа. — Все из-за нее!

— Это она насылает мор на деревни!

— Из-за нее мрут наши дети!

— На костер ее!

— Сжечь!

Любку снова вздернули на воздух и поволокли по коридору.

В одной из ниш она заметила Валерку. Он сидел на широком подоконнике и задумчиво смотрел на скрипку.

Кондрашова забилась в крепких руках тех, кто ее нес.

— Пустите! Валерка! Прекрати играть! Гребешков проводил ее равнодушным взглядом и поднял скрипку.

— Нет!!!

Холодный пол, низкий потолок, мокрые стены — все завертелось перед глазами Кондрата. Происходящее в голове никак не укладывалось. Еще с утра была школа, музыкалка, занятия у тетки, вечерняя улица, трамвай. Час назад все было мирно и спокойно. И того, что происходит сейчас, просто не могло быть. От беспомощности что-либо изменить и понять Любка заплакала и вцепилась зубами в руку, держащую ее за плечо.

В ответ она получила увесистый пинок.

— Не ведьма я, не ведьма! — закричала Кондрашова, отчаянно брыкаясь.

Помогло это мало. Ее грубо толкнули. Любка упала лицом в гнилую солому. За спиной лязгнул засов.

Кондрашова подняла голову и лоб в лоб встретилась с хищным взглядом маленьких злых глазок-бусинок.

Мама! Крысы!

Подвал, куда приволокли Любку, был сырой и промозглый. Выход из него перегораживала решетка. За ней ступеньки вверх. Оттуда неслись возбужденные голоса.

— Пустите меня! — Кондрашова заколотила по решетке. — Вы не имеете права! В нашем веке так не поступают! Детей надо любить! А вы давно уже все померли!!!!

Как только Любка упомянула покойников, по лестнице стали спускаться. Сначала появились кроссовки, потом джинсы, следом помятая, местами порванная рубашка. Все это оказалось надетым на призрак Гошки Снежкина. Он подошел вплотную к решетке, взялся руками за прутья.

— Ты чего орешь? — хрипло спросило привидение.

От страха у Любки подкосились ноги. Она упала на солому.

С писком бросились во все стороны возмущенные крысы.

И Кондрат поняла, что она пропала. Окончательно и бесповоротно.

— И чего ты здесь сидишь? — спросило Гошкино привидение.

— Я умру, да? — заикаясь, пробормотала Любка.

— Почему умрешь? — нахмурилось привидение.

— Раз ко мне покойники являться стали, значит, умру-у-у… — На этих словах Кондрашова не смогла сдержать рыданий.

— Где покойники? — беспокойно завертел головой призрак.

— Как где? — удивилась Любка. Неужели все мертвецы такие несообразительные? — Ты же помер!

— Сейчас как дам в ухо, — вполне живым голосом ответил Гошка. — Сразу узнаем, кто здесь помер. Кончай реветь и говори, что здесь происходит!

— Георгий, ты жив?! — взвизгнула Любка, теперь уже от счастья. — А разве…

— Чего разве? — снова стал злиться Снежкин. — Вылезаю я из-под шкафа, отряхнулся от нот, а вместо комнаты окно впереди. И больше ничего нет. Куда все делось?

— Это все старик противный, — затараторила Любка. — Специально все подстроил. И скрипку подложил тоже он. Говорит, ей пища нужна. Думал, взрослому она достанется, а тут Валерка подвернулся. И не скрипка это вовсе, а штука черная какая-то. Короче, нет у нее полости и никакую записку сын этот, ну, как его там, оставить не мог. Я только кусочек нот нашла. Обрывок какой-то партитуры. И больше ничего нет. Ни словечка.

— Ну а это средневековье откуда? — кивнул головой Гошка в сторону лестницы. — Я, когда здесь оказался, подумал, что от удара у меня в башке что-то заклинило и мне можно прямиком в психушку топать.

— Скрипка все это проклятая! — снова зарыдала Любка. — Пока Валерка на ней играет, она возвращается к своему первому хозяину, к Юстину, к моменту его смерти. Здесь и Валерку убьют, и нас.