— Здравствуйте…

— Здравствуйте, — доброжелательно, но не заискивающе сказал Антон. — Присаживайтесь. Выпьете?

— Нет, спасибо.

— Тогда я вас слушаю…

— Вы наверняка в курсе наших с вашим отцом дел?

— Естественно, — веско сказал Антон.

— Тогда у меня к вам есть предложение.

Баро написал на салфетке цифру и передал ее Антону.

— Взятка… — печально сказал Антон.

— Да нет, это не взятка, — начал оправдываться Баро (чувствовал он себя при этом совершенно идиотски). — Будем считать, что это отступные…

— Тогда боюсь, что эта сумма нас не устроит…

— Назовите вашу сумму, — с ходу сказал Зарецкий.

— Видите ли, уважаемый… В бизнесе есть такое слово — «этика». Здесь не все решают деньги.

— Значит, вы не намерены отказываться от проекта?

— С какой стати! Бизнес есть бизнес. Нашу семью эти кладбищенские истории не интересуют!

Баро в бешенстве выскочил из кабинета.

Антон же испытал нечто похожее на оргазм. Как же круто заниматься бизнесом! Как круто быть жестким в переговорах! Bay! Bay! Bay!

* * *

Сказать, что Бейбут разозлился, значит — ничего не сказать. Он так старался, сделал все, чтобы Кармелита осталась в таборе, вспомнила детство, привыкла к Миро. А этот идиот так легко, так задешево отвез ее обратно, к отцу.

Сын, правда, пытался что-то объяснить, мол, Кармелита обиделась на какие-то разговоры, которых она не слышала, но которые ей передали. Глупости! Выдумывает! Как можно обидеться на то, чего не слышала? Небось опять начал кочевряжиться. Ну да ничего, он ему мозги вправит. Где там телефон Зарецкого? Все, нельзя больше тянуть! Нет сил! Надо срочно договариваться о сватовстве и свадьбе!..

А Зарецкий после разговора с астаховским сосунком никак не мог прийти в себя. Щенок просто издевался над ним. Этот тон! Это барское высокомерие! Что у зрелого на уме, у незрелого на языке. Все они такие — астаховская порода!

И тут раздался звонок. Бейбут с наигранной веселостью спросил:

— Ну что, Баро, сватов завтра засылаем?

— Завтра?

— А чего ты удивляешься? Слово цыгана — закон!

— Я от слов не отказываюсь, но мы не говорили про завтра.

— Слушай, может, тебя Миро чем-то не устраивает?

— Да нет, у тебя хороший сын. Просто я не хочу торопить Кармелиту.

— Ты отец, в конце концов, топнул ногой — и все.

— Бейбут, сейчас так вопросы не решают. Не те времена сейчас.

— Нет, Баро, не времена — ты не тот! Кармелита крутит тобой, как юлой, а ты терпишь!

— Эй! Не говори ерунды! Никто мной не крутит!

— Ты обманул меня, Баро.

— Просто я не хочу торопиться!

— Хорошо. Я готов ждать. Сколько?

Зарецкому вспомнилось все, что Кармелита говорила о жадности Бейбута, о его мечтах о наследстве. А может, в чем-то права дочка. Уж больно напорист этот Бейбут. Прям не терпится с бароном породниться!

— Не знаю, Бейбут, сколько ждать. Не знаю.

— Ах вот как! «Не знаю»! Если не глянулся тебе мой Миро, так и скажи!

— Договорились. Хорошо. Только откровенность за откровенность. Если глянулся тебе мой бизнес, тоже так и скажи!

— Что?! — Бейбут задохнулся от возмущения (мы всегда возмущаемся больше всего, когда кто-то заподозрит нас в том, в чем мы сами себя подозреваем). — Что ты сказал?! После этого табору здесь делать нечего! Мы снимаемся и уходим!

Хорошо поговорили.

Еще прошлым вечером Земфира между делом сказала Рубине: «Хорошая у тебя внучка, только городская, беззащитная совсем. Ты б ее защитила!»

Рубина поразмыслила — правду говорит Земфира. Тут такие дела накручиваются да запутываются — нужно защитить внучку.

В тот же вечер Рубина взяла старый кожаный мешочек, красный лоскуток из Кармелитиной юбки, желудь от святого дуба, белое перышко от Божьей птицы — голубя. И самое главное — старинный золотой кругляшок. Один из тех двух, что ей Ляля из своего браслета выделила. Долго же Рубина его хранила. Да вот наконец пригодился!

Положила это все перед иконкой и помолилась:

— Святитель Христов, Николай Чудотворец, батюшка, моли Бога, усердно к тебе прибегаю, скорому помощнику, молитвеннику души моей. Николай Чудотворец, Святитель Николай, защити от горя, от ненависти, от злобы, от колдовства и сглаза рабу твою Кармелиту, ни на час, ни на два, а навсегда. Аминь!

Все, кроме золота, спрятала в мешочек. А кругляшок пришила снаружи. Потом продела сквозь мешочек кожаный шнурок и завязала на своей груди. С тем, чтобы при первой встрече передать сделанный оберег Кармелите.

А на гадании Рубина приметила, как парень, которого она в таборе рядом с Кармелитой видела, подошел к Люците. Еще старые, но ох какие чуткие Рубинины уши расслышали имя — «Кармелита то, Кармелита сё».

И тут ее, как громом, догадка поразила. Не зря ее Земфира, Люцитина мать, предупредила, ох не зря. И не зря Люцита с Розаурой, известной дочкой колдуна, в последнее время много шушукается. Не иначе Люцита что-то против Кармелиты затевает.

Как же тут смолчать?!

Потому Рубина подошла к Люците и строго спросила:

— Мне показалось, девочка, что ты произнесла имя Кармелиты?

— Вечно тебе что-то мерещится, Рубина, — дерзко ответила Люцита.

— Мерещится или нет, но я тебя предупреждаю. Даже имя ее не упоминай.

— Да не трогаю я вашу Кармелиту! Нужна она мне…

— Тебе-то не нужна. Да другим нужна. Оттого и злобствуешь! Но я тебя предупреждаю, чтоб ты против нее чего не удумала… Вот, оберег видишь? Он обережет Кармелиту от любого зла. А твое зло к тебе же и вернется…

— Да не пугай меня, старуха! — забыв об уважении к старости, сказала Люцита.

— Смотри, девочка!

От спора цыганок оторвал какой-то гаджо.

— Эй, цыганка! Погадай мне!

Увидев, что обращаются к Рубине, Люцита с облегчением ушла.

Старая цыганка внимательно посмотрела на Игоря:

— Не буду я тебе гадать… У тебя душа черная, уходи.

А незнакомец улыбнулся и сказал Рубине:

— Погоди прогонять, я золотом плачу! Или ты браслеты не любишь?

* * *

Максим вернулся в астаховский офис. Настроение было совсем никудышнее. А тут еще и Антон пришел пьяненький.

— Анто-он, — совсем по-астаховски прогундосил Макс. — Где ты был? Я же просил меня подменить.