— Тебе мало, что я тебе это говорю? Так что помогай собираться. Мы должны сняться до вечера.

И тут раздался грохот. Это Степан привез женщин с набережной. И через несколько мгновений дверь трейлера распахнулась.

Вошла Земфира:

— Бейбут!!!

— Что?

— Бейбут! Рубину арестовали!!!

— О господи!!! Еще и Рубина в тюрьме. Только этого мне не хватало!

— Отец! Мы не можем уехать и оставить Рубину.

Говоря это, Миро старался выглядеть удрученным. Но радость предательски прорывалась сквозь грустные интонации. Нет, он, конечно, жалел бабушку Рубину. Но уж очень радостно было оставаться здесь, в Управске, рядом с Кармелитой.

— Да… Какие тут сборы, — сказал Бейбут сам себе. — Земфира, как это было? Хотя нет, не надо, не говори, не будем тратить время. Миро, беги, подгони сюда «газельку». Мы втроем — я, ты и Земфира, едем в милицию. Рубину вызволять. А всем тут сидеть тихо. Никуда не высовывайтесь. Кто знает, может быть, это новый «Антитабор».

* * *

Игорь ехал к Тамаре. По дороге он чувствовал себя настоящим мужчиной, защитником. Любимая указала ему на врага. И вот он добыл для нее его шкуру. Сравнение, может быть, не совсем точное и чересчур кровожадное. Но Игорю оно понравилось. Нужно было видеть, как смешно эта цыганка моргала глазами в ментовке, когда следователь ее допрашивал. «Ваш браслет?» — «Не мой» — «А чей?» — «Не знаю. Вот у этого спросите, он подбросил».

Пусть Тамара угадает с трех раз, кому поверил следователь: цыганке из табора или добропорядочному менеджеру из астаховской империи.

Ну, и ребята из наряда — просто молодцы. Что нужно — увидели. Что не нужно — не заметили. Хотя в мозгах у Игоря засела и другая версия (но это уж чистая гордыня): он все так ловко проделал, что менты действительно, по-честному ничего не увидели.

Тамара ждала его в конторе автосервиса. Увидев его, бросила тревожный, настороженный взгляд. Игорь хотел шутя помучить ее, мол, даже не знаю, нужно будет что-то сделать, придумать.

Но увидев родные, грустные глаза, не удержался. И с порога прокричал театральным шепотом:

— Твоя цыганка в тюрьме, и, кажется, надолго…

Тамара вскочила и чуть насмерть его не зацеловала.

— Наконец-то! Браслет помог?

— Да. — Игорь галантно, по-мушкетерски, поклонился. — Сударыня, я выполнил свое обещание, так выполните же вы свое.

— Какое?

— Ну, может, ты все же расскажешь, чем она тебе так помешала?

Тамара резко отстранилась от Игоря. Улыбка сошла с лица.

— Я не думаю, что тебе это будет интересно.

— Мне уже интересно.

— Много лет назад мы совершили одно преступление.

— С ней?!

Игорь напряг все ушные мышцы в ожидании невероятной, запредельной тайны, но…

— Больше я тебе ничего не хочу говорить.

— Тамара, ну что за секреты от меня?

— Игорь, это не секреты. Игорек, хороший мой. Я расскажу тебе, только позже. Ладно?

* * *

За последние дни Люцита так перенервничала; что она очень обрадовалась возможности спрятаться от всех и просто отдохнуть. Но тут в шатер кто-то вошел. Люцита вскочила с матраса. Это был Степан.

Степка? Интересно, что ему здесь нужно?

— Привет. Можно? Я не помешаю?

— Если честно — помешаешь. Я очень устала.

— Как же, тут устанешь. Столько новостей: Бейбут с Миро поссорился. То мы уезжаем, то не уезжаем.

— А мне какое до этого дело?

— Люцита, я ведь не слепой и все замечаю. Вижу, как ты смотришь на Миро. Как грустила все эти дни, пока Бейбут готовился к свадьбе. А теперь, когда свадьбы не будет, ты вся засияла.

— Глупости! Мне все равно — будет свадьба или нет.

Степан грустно улыбнулся. Люцита же начала нервничать:

— А даже если и не так, тебе-то что за дело? Ты мне что, старший брат?

— Нет, Люцита, я тебе не брат. И не хочу им быть. Я хочу быть твоим мужем!

Вот так признание! Люцита потеряла дар речи.

Ну Степка, ну герой. И когда ж это он успел созреть до таких решений? Молодой ведь совсем.

— Степан, ты это серьезно?

— А почему нет? Или тебе кажется, что я этого недостоин?

— Да нет, просто… так неожиданно. Я никогда не думала, что у тебя есть такие мысли.

— Ты вообще не думала ни о чем и ни о ком, кроме Миро. Когда тебе было заметить, как я к тебе отношусь.

— И давно это с тобой?

— Ты сейчас со мной как врач разговариваешь… Давно. Всю мою жизнь. С самого детства. Я хочу, чтобы ты знала… Я тебя люблю. Я сделал тебе предложение. Примешь ты его, не примешь… Но я могу хотя бы надеяться?

Люцита опустила глаза.

— Ты ответил на свой вопрос, Степан. Чуть раньше. Мне никто не нужен, кроме Миро…

— Люцита, не нужно обманывать себя. Он никогда не будет твоим.

— Почему ты так говоришь? Я что, хуже Кармелиты?

— Ты не хуже — ты лучше. Но он любит ее.

— Сегодня любит, а завтра — мы еще посмотрим.

— Люцита, Люцита…

Степан вздохнул, собрался уходить.

Люцита его остановила.

— Степка… Ты мне очень нравишься, ты хороший, добрый, я хотела бы, чтобы ты всегда был моим другом. Но я не люблю тебя. Извини.

— Что ж извиняться. Сердцу не прикажешь. Но ты знай и помни, никогда и никто не будет тебя любить, как я.

* * *

За спиной Рубины хлопнул засов.

Позади была тюремная дверь. Впереди — тюремная камера. На нарах — ни матрасов, ни одеял. Только одна девушка. Молодая, симпатичная, испуганная. Вроде хорошая, светлая. Рубине захотелось успокоить ее:

— Здравствуй, красавица.

Девушка промолчала.

— Что ж ты такая неприветливая?

— Неужели не понятно — я не хочу разговаривать!

— Ой, какая сердитая. Кто ж тебя так разозлил?

Повисла пауза. А потом — едва слышное:

— Вот пристала!

Рубине показалось, что ослышалась. И она переспросила:

— Что говоришь, дочка?

— Говорю, отстаньте!

Время шло. В камере было ужасно тяжело, мучительно уныло. Хоть бы словом облегчить душу. Рубина вновь заговорила:

— Тебя как звать-то?

Девушка вновь промолчала.

— Милая, мы с тобой и так в тюрьме сидим. Если еще друг на дружку дуться будем, то совсем плохо станет. Давай знакомиться, а? Меня Рубиной зовут. А тебя как?