– Я сама… – засопротивлялась она.

– Кто-нибудь! Позвоните в «Скорую»! – крикнул Магит.

В гримерной Лионеллу уложили на диван. Мужчины вышли, гримерша скинула с Лионеллы парик и начала стягивать костюм.

– У вас на шее и на кистях ожоги… – сочувствуя, проговорила она. – Если бы не парик и толщинки, вас бы всю обожгло. – Она показала обгоревшее тряпье и тяжело вздохнула: – Я будто чувствовала… Не надо было вам садиться на это место.

Вскоре приехала «Скорая», фельдшер констатировал немногочисленные ожоги первой степени, выписал мазь и повторил слова гримерши:

– Если бы на вас не было столько одежды, вы бы не отделались так легко.

Спасительную роль также сыграл накладной нос. Раскаленный осколок выплавил в нем дыру.

Представив, что то же самое могло случиться с ее собственным носом, Лионелла мысленно поблагодарила Создателя.

Она все еще лежала на диване, когда в гримерку ворвался Кирилл Ольшанский. Он с ходу бросился на колени, чтобы увидеть ее лицо:

– Как ты?!

– Теперь – нормально.

– Обожглась? Порезалась?

– Все не так уж страшно, – ответила Лионелла. – Ты здесь откуда?

– Мне позвонили.

– Вот видишь, не дала тебе выспаться.

– Машка! – Кирилл уткнулся в ее плечо.

– Все хорошо.

Он поднял голову и прошептал:

– Но ты могла умереть.

– Как видишь, жива. – Она вытерла ладонью ему глаза.

– Тебя увезут в больницу? – спросил Кирилл, а Лионелла ответила:

– Нет, я поеду в гостиницу.

Спектакль между тем продолжился. Зрители, кажется, не поняли, что случилось на самом деле. Все выглядело очень органично: жена уличила мужа в измене при полной иллюминации.

* * *

В десять вечера Лионелле позвонил муж:

– Как себя чувствуешь?

– А почему ты об этом спрашиваешь? – поинтересовалась она.

– Потому, что во время спектакля над тобой взорвались прожекторы.

– У тебя есть осведомитель?

– Даже если так, это ничего не меняет, – сказал Лев Ефимович. – Тебе нужно в больницу.

– Стоит ли? Всего несколько ожогов на руках и шее.

– Их нужно лечить. Я распоряжусь…

– Постой. Хватит распоряжаться. Повторяю: я в полном порядке.

– Ты – легкомысленная и своенравная особа! – прикрикнул муж. – Совсем не думаешь о себе. Я настаиваю, чтобы ты немедленно вернулась в Москву.

– Нет.

– Как же мне с тобой тяжело… – Сказав эту фразу, Лев Ефимович дал понять, что отступился и все будет так, как хочет она.

И Лионелла оценила его уступчивость:

– Прошу тебя, не волнуйся.

– Меня преследует постоянное чувство, что ничем хорошим твоя затея не кончится.

– Она закончится чудно. Я блестяще сыграю роль Елены Андреевны и получу «Хрустальную Турандот»[9].

– А я говорю серьезно.

– Я тоже.

– Второе происшествие за неделю. Не думаю, что это случайность.

– Никому я здесь не нужна, – без особой радости сообщила она.

– Ты нужна Митрошникову. Завтра утром пойдешь к нему с Венявским.

– Во сколько?

– Он тебе скажет.

– Хорошо бы до одиннадцати. В одиннадцать у меня репетиция.

– Слышать не хочу о театре. А почему ты не говоришь про подарок? – спросил Лев Ефимович.

– Серьги? Ах да! – Лионелла встала с постели и подошла к шифоньеру. Открыв створку, достала сумочку и с ней вернулась назад. – Сейчас… Сейчас…

– Ну что? – поторопил он.

Лионелла пошарила рукой внутри сумки, но коробочки не нашла. Затем открыла ее пошире и, заглянув внутрь, окончательно поняла: в сумке пусто.

Из телефона раздался голос мужа:

– Тебе нравится?

– Да… – выдавила из себя Лионелла.

– Камни хороши, не так ли?

– Чистейшей воды изумруды.

– Замочки надежные?

– Все как мне нравится.

– Что же… Я рад.

– Спасибо. Мне стыдно, что я тебя не поздравила.

– Через год у тебя будет возможность исправиться. – Сказав это, Лев Ефимович рассмеялся: – Если, конечно, не ввяжешься в очередную авантюру.

Закончив разговор, Лионелла еще раз проверила сумочку и на всякий случай три остальные. Коробочки с серьгами ни в одной из них не было.

Лионелла закурила и стала вспоминать весь вчерашний день с того момента, когда Венявский передал ей подарок. Это было утром за завтраком, после чего она переоделась и поехала в театр с этой же сумочкой, и значит, серьги уехали с ней. В театре ее пригласили к директрисе, и она отправилась туда.

– С сумкой или нет? – спросила себя Лионелла и снова задумалась.

Все было так: она вошла в репетиционную комнату, повесила сумку на спинку стула, после этого ее заметил Магит и позвал с собой к директрисе.

Да! Она ушла с пустыми руками, и, пока находилась в кабинете Валентины Ивановны, ее сумка оставалась на стуле. Когда Лионелла вернулась и Магит отменил читку, она забрала сумку и вышла из комнаты.

– Можно? – из коридора послышался голос Венявского. – У вас открыто, Лионелла Павловна.

– Заходите! – сказала Лионелла и вышла навстречу.

– Простите за беспокойство. Лев Ефимович сказал, что вы еще не спите, и я решился зайти. Завтра в девять нас ждет Митрошников.

– А как же больничный? – поинтересовалась она.

– Он больше не нужен. Мы подготовились.

– Ну что же… – Лионелла красиво затянулась вставленной в мундштук сигаретой.

– Что у вас с руками?

– Ожоги, – коротко ответила она и спросила: – Разве Лев не рассказывал?

– Ах да… Эти прожекторы.

– Мне повезло, последствия могли быть намного серьезнее.

– Никогда не думал, что актерская профессия так опасна.

– О-о-о! – улыбнулась Лионелла. – И вы еще многого не знаете.

– Понимаю, это ирония… – Арнольд Юрьевич сдержанно поклонился. – Завтра утром в половине девятого буду ждать у ресепшена в холле.

– Постойте! – вскрикнула Лионелла.

Венявский удивленно поднял глаза:

– Что такое?

– У меня украли серьги. Они были в той коробочке, что передал муж.