– Мы вроде как… Подожди, а он встречается с кем-то?

Прошло столько лет. Конечно, он решил двигаться дальше. Я сотни раз говорила себе это, но глупое сердце продолжало верить, что мы снова будем вместе, когда все закончится.

На лице Коула мелькает какая-то эмоция, которую мне не удается понять.

– Нет, нет. Просто… не думал, что ты в его вкусе. Но боже, это же идеально. Агатта и Крик. Вы вдвоем станете великолепной парой. Должно быть, ваш IQ такой же, как у населения маленькой планеты.

Я расслабляюсь.

– Ты хотел сказать, средней планеты?

Губы Коула изгибаются в улыбке.

– Точно. Средней планеты.

Я ухмыляюсь, поправляю рюкзак и направляюсь к тропе.

– Но, я не шутила. Я переломаю тебе пальцы, если ты начнешь меня лапать.

Рассмеявшись, он следует за мной.

– Да, как и Цзюнь Бэй.

– О. Мне нравится эта девушка. Расскажи о ней.

Он усмехается:

– Ну, она действительно сильная. И с легкостью сможет уложить меня на лопатки в любое время.

Вскарабкавшись на валун, я оглядываюсь назад.

– Серьезно? Видимо, она и правда сильная.

– Да, но я бы сказал, что она скорее быстрая и слегка агрессивная. Она с легкостью укусит противника или ткнет ему в глаз.

– Ох, она определенно мне нравится.

Я хватаюсь за ветку, влезаю на крутой каменистый выступ и останавливаюсь, чтобы посмотреть на Коула. Он двигается по камням с такой грацией и уверенностью, что напоминает льва.

– Так вы потеряли друг друга во время вспышки? – спрашиваю я.

Его улыбка застывает.

– Нет, мы расстались до нее.

– Ох.

Я выпрямляюсь. До вспышки. Почему-то я решила, что Коул и Цзюнь Бэй вместе жили на базе «Картакса». Но теперь понимаю, как ошибалась. Вспышка произошла, когда им было лет по шестнадцать, а в «Картаксе» не вербуют несовершеннолетних.

– Как вы познакомились?

Он стирает со лба струйку пота.

– Мы друзья детства.

– Но откуда о тебе знал папа? Ты сказал, что он знал и Цзюнь Бэй. Видимо, он познакомился с вами до вспышки.

Что-то мелькает на его лице. И я почему-то вспоминаю о шрамах на его груди и том, как он умолял выдернуть кабель из его панели. Но через секунду Коул вновь выстраивает вокруг себя стену, а его взгляд становится безразличным.

– Давай поговорим об этом позже, – говорит он. – Мои модули тут не работают. Нам нужно поскорее забрать записи и убраться отсюда.

Он обходит меня и устремляется дальше, а я стараюсь успокоить свою интуицию. Не знаю, что я затронула, но что-то подсказывает мне, там нет ничего хорошего. Есть какая-то связь между Коулом, Цзюнь Бэй и папой. И она возникла еще до чумы. Я снова поправляю рюкзак и следую за ним, чувствуя, как внутри нарастает беспокойство.

Мы молчим до самого входа в шахту, который выглядит как черный квадрат, вырезанный на одном из склонов горы. Коул останавливается на границе света и тени и вытаскивает два фонарика из кармана. Это двухсантиметровые полоски FIPEL[18] на черной эластичной ленте с золотистыми рогами «Картакса». Он бросает мне одну из них, и я надеваю ее на голову, перекинув через нее косу. Когда я захожу в шахту, свет отражается от серебристых рельсов, вмонтированных в пол. Здесь заметно холоднее, а нос пощипывает от запаха аммиака и гниения.

– О, ужас, – откашлявшись, шепчу я. Гранитные стены покрыты толстым слоем гуано летучих мышей. Пол усыпан опилками, но это не спасает от вони. – Тебе повезло, что воздух еще не прогрелся. В жару здесь вообще нечем дышать.

Над головой роится бесчисленное множество коричневых летучих мышей, которые пищат и толкаются. Коул размахивает своим фонариком, но я жестом прошу его прекратить. Млекопитающие инстинктивно пытаются спрятаться от света, и их писк превращается в гул.

– Прекрати, если не хочешь, чтобы у тебя перед лицом пронеслась вся стая, – говорю я. – Пошли, большая часть бумаг хранится в этой шахте. Там нет летучих мышей и пахнет лучше.

Мы спешим в узкий, усыпанный опилками проход шахты, вдоль стен которого стоят коробки со сломанными приборами. Папа использовал это место, как большинство людей используют гаражи, – для хранения старого запылившегося оборудования и ящиков с барахлом. Тоннель уходит вверх и упирается в гигантскую пещеру естественного происхождения, на которую, видимо, наткнулись шахтеры. С одной стороны вдоль стены стоят коробки, а с другой виднеются черные провалы небольших пещер. Пытаясь восстановить дыхание, я показываю на коробки Коулу.

– Там хранятся все его заметки. Хотя, может, что-то еще лежит в маленьких пещерах. Нужно и там посмотреть.

Коул уставился на дальнюю стену, в которой виднеется расщелина шириной сантиметров тридцать.

– А через эту щель можно попасть в другую пещеру?

– Да, – кивнув, отвечаю я. – Там небольшая ниша. Я хранила в ней кое-какие вещи. Всегда считала это неплохим убежищем, если придется покинуть хижину.

– Когда ты была здесь в последний раз? – Коул перекидывает винтовку через плечо и подходит к щели, чтобы заглянуть внутрь.

Я роняю рюкзак на пол.

– Я провела здесь несколько ночей зимой. А что?

Он вытаскивает из кармана горсть желтоватых палочек и надламывает их. Когда комната озаряется светом, Коул указывает на кучку пепла на полу.

– Здесь разводили огонь. Несколько дней назад.

Я вглядываюсь в остатки костра. Вокруг разбросано несколько обугленных веточек и хвоя. А из пепла выглядывает тонкая почерневшая кость.

Человеческая кость.

– Одичалые, – выдыхаю я. – Ты прав. Они побывали здесь.

Коул напряженно смотрит на остатки костра.

– Ладно, давай возьмем эти коробки и уберемся отсюда. Мне тут совсем не нравится.

Я тут же киваю.

– Я пока осмотрю маленькие пещеры.

Узкий извилистый проход ведет меня к пещере с высоким потолком, покрытым сталактитами. Здесь пусто, если не считать коробки с сигнальными ракетами, которая стоит у оранжевого каяка. Коул следует за мной по пятам, сжимая винтовку в руках, и внимательно осматривает все углы, чтобы удостовериться, что там нет одичалых.

– Просто каяк, – говорю я. – Понятия не имею, откуда он тут.

Он кивает: