— Вот как? — удивилась дриада. — Почему же тогда они едва не прикончили его сегодня?

— Но ведь не прикончили же. Тиаль, ты еще здесь? — повернулся он к теургу, колдовавшей над своим кристаллом, прилаживая его к новому древку. — То, что Даагон остался жив, означает, что друиды Древа Смерти еще не вычислили вашего сына. Они захватят всех. Слугам Безмясой надо было в первую очередь отбить лорда от остальных, чтобы не рисковать его жизнью, и своей цели они достигли. Как ты понимаешь, пока только лорд — связующее звено между его сыном и древом Эрсетеа. А также приманка на тот случай, если сын решит открыться отцу. Я уверен, что Даагон пока нужен друидам живым на тот случай, если в отряде не окажется того, кого они ищут.

— Я прикажу присоединиться к отряду своим лучницам, — сказала дриада.

— Ты сама пойдешь с ними. — Хоэрин сурово взглянул на нее из-под седых бровей. — И призови кентавров, чтобы успеть. А я пока присмотрю за лесом клана, раз уж ты вытащила меня из хранилища. Дальше мне идти все равно незачем — Алкинор найден. Он в нем…

* * *

Проводив хмурым взглядом удалявшихся стремительной поступью эльфиек, Хоэрин положил осветившиеся теплым сиянием руки на голову лорда и вздохнул:

— Ведь говорил же я, друг мой, помни о свитке. С черным огнем тебе не совладать, погасит он тебя. Даже Иссиана ничего не смогла сделать с этим, хоть она и сильная девочка… Да-а, но как же мне теперь вытащить из тебя этот проклятый меч? Эх, Даагон, Даагон! И угораздило же тебя получить эдакую… занозу!

Капли пота струились по лицу хранителя свитков, сбегая по тонким трещинкам почти невидимых морщинок: золотистое сияние, окутавшее тело лорда, чернело, словно его съедало что-то, струившееся из неподвижного тела. Почти исчерпав себя, Хоэрин смог закрыть обугленную рану в спине друга. Но он так и не сумел отделить от живой плоти въевшееся в нее багрово-черное месиво чуждой магии — то, что осталось от Алкинора.

Лорд очнулся с восходом Большой луны, и Хоэрин поразился, насколько запали его глаза, обведенные черными кругами.

— С возвращением, друг мой, — сказал хранитель, убедившись, что к лорду вернулась не только жизнь, но и разум. И, зная, что вопросы будут взаимны, сразу рассказал, что Даагон по-прежнему находится в лесу Иссианы, но остальные давно в пути.

— Это хорошо, — равнодушно ответил лорд. — Что слышно в Альянсе? От гномов пришел ответ?

— Они медлят — созывают совет кланов. И я опасаюсь, что вовсе не для того, чтобы помочь нам, а совсем наоборот.

— То есть Иллюмиэль была права: бородатые воспользуются нашей слабостью и пойдут войной. Да еще и в союзе с людьми. Проклятие, вместе они смогут отбросить нас к самому Алкмаару, а я тут валяюсь! Что там с моей спиной, Хоэрин?

— Жить будешь, но скверно. В тебя вошел Алкинор, да так, что я не смог его извлечь. И это очень плохо.

Лорд хотел пренебрежительно пожать плечами, но не смог из-за раны и лишь поморщился:

— Нашел, о чем переживать. До ритуала похожу и так, благо недолго осталось. А руки? Я их совсем не чувствую.

— С руками куда лучше: левая почти уцелела.

— Ничего, жезл удержу и левой, — прошептал Даагон. — Когда ты поставишь меня на ноги?

— Если не вытаскивать меч…

— Не трать время.

— То дня три.

— Долго.

Хоэрин в сомнении скривил тонкие губы, размышляя:

— Ну, если не щадить ни тебя, ни себя…

— Уж постарайся.

— Тогда завтра. Теперь моя очередь спрашивать. Как ты такое допустил, Даагон? Почему не воспользовался свитком?

— Не знаю.

Старый маг долгим взглядом изучал непривычного для себя главу рода Эрсетеа, а потом сокрушенно покачал головой:

— Раньше ты мне не лгал, лорд. Носитель огня Галлеана не должен…

Даагон поморщился:

— Вот это я как раз знаю, Хоэрин. Расскажи лучше, кто меня снял с того… костра.

— Энрах, как я слышал от него самого.

— Вот как… — Лорд закрыл веки и долго лежал недвижно, словно уснул. Но, едва хранитель шелохнулся, спросил: — И от кого он меня спас?

— Судя по рассказам лучниц, от нежити, похожей на темного эльфа, но с повадками призрака. Стрелы то ли прошли насквозь, то ли не попали в него, и в лесу его следы сразу исчезли, будто растворились.

— Но если они растворились, значит, все-таки были. А призрак вообще не оставляет следов. Как он выглядел, этот темный эльф?

Хоэрин позвал Даниру, и лучница, стараясь не смотреть на лорда — она-то, в отличие от Иссианы, не собиралась спускать Даагону смерти своего мужа, — описала увиденное ею порождение Мортис.

По ее словам, страшилище было не больше обычного эльфа, но лицо у него было черное и словно бы трухлявое, как сгнивший пень, да еще и все в трещинах, как будто от него отрывалась плоть, а глаза вроде как светились желтым огнем. В общем, что там описывать, сами знаете — урод, как и все порождения Мортис.

Едва она ушла, хранитель сказал:

— Вот он и появился, тот друид Древа Смерти, которого мы ждали. Но, видишь ли, мой юный друг, темный эльф не мог изуродовать тебя мечом с Выжженных Земель — он к нему просто не подступился бы. Я изучил в пути все следы. Когда Алкинор оживал, его не мог коснуться никто, кроме нас с тобой, твоего сына и, может быть, проклявших клинок демонов. Ты напрасно пытаешься скрыть от меня, что изувечен собственным сыном. Вот потому-то ты и не использовал свиток, а нежить просто воспользовалась моментом. Так ведь?

Губы лорда сжались в жесткую линию:

— Я не мог убить его.

— А ты не подумал, что случится с эльфами, если такой сын лорда Даагона получит древо Эрсетеа полностью?

— Не полностью. У меня будет много наследников. Надеюсь.

— И ты не захотел подумать, как отразится на них такое соприкосновение? Какая чудовищная сила войдет в их кровь, искажая саму суть эльфов, подобно проклятому мечу. Ты решил, что все можно исправить за счет их душ, особенно таких чистых, как душа Эосты. И это спасет не только жизнь твоего сына, но и его извращенный Древом дух. Так?

Лорд прикрыл веки, но старый маг продолжал пытку:

— Так вот, они не смогут удержать древо рода Эрсетеа от такой чумы и падут первыми. Твой сын — главный корень Древа Смерти, не забывай. Его сущность — смерть. Когда он убивает — не важно, кого, — Древо дает ему невероятные силы, ведь их связь сохранена, хотя ритуал и не завершен. Он просто растянулся на тридцать лет. Твой сын — уже чудовище. После того, что он с тобой сделал, у меня не осталось в этом никаких сомнений.

Даагон стиснул зубы от боли. Не той, что жгла его позвоночник и руки, а от черного огня, сжигавшего сердце.

Старый маг взирал на него все так же сурово. Его совсем не впечатлили терзания эльфа, не исполнившего своего высшего долга.