Невероятно, просто невероятно, но факт! И самое невероятное — именно сейчас я понимала, за что боролся кесарь, — ему не нужна была власть, не нужна Прайда, которую он даже назвал с иронией над самой идеей объединения королевств. С самого начала Араэдену необходимо было лишь вернуться домой, в свой собственный мир, вот для чего он поглощал магию! Однако могущество росло, а цель продолжала оставаться недостижимой все эти сотни лет. Да, тут и озвереть можно, не то что стать жестокой, беспринципной сволочью, уставшей от мира и грызни подвластных королевств…

Вспомнилась история с Миратом. Князь этого горного государства айсир Оссоло неоднократно требовал аудиенции у кесаря: просил принять меры и заставить соседний Атагео вернуть две завоеванные деревушки. Однажды у нашего неубиваемого было паршивое настроение, он как раз вернулся откуда-то после месячного отсутствия, а тут все тот же князь Мират, который заявил, что если императору недосуг решить данный вопрос, то княжество объявляет о своей независимости и выходе из Альянса Прайды. Кесарь любезно согласился с независимостью княжества, после чего схватил айсира Оссоло за шиворот, перенесся с ним на спорную территорию, на его глазах сровнял Мират с землей в буквальном смысле и объявил о внеочередном заседании Совета Прайды. Там он уже на наших глазах жесточайшим образом казнил князя Оссоло. Мы впечатлились и как-то все и разом приняли решение об урегулировании подобных вопросов в докесаревском порядке.

Да уж, тогда я не могла понять мотивов беспричинной жестокости императора, а сейчас понимала… но ничуть не оправдывала. И в свете имеющейся информации пришло еще одно понимание — меня всегда удивляло, почему, обладая силой и могуществом объединенных королевств, кесарь не расширяет территорию государства. А мы в совете совсем не отказались бы от выхода к северному морю, что отделяло собственно Прайду от той же Шлезгвии. Зато теперь все было кристально ясно — да плевать его бессмертие желало на все наши алчные устремления! Кесаря не волновало ничего, кроме путешествия в мир иной, то есть в свой мир.

Вернуться домой — такая простая и понятная любому человеку цель, ради которой кесарь готов поставить весь мир на кон. И я понимала кесаря, я бы, возможно, даже оправдала бы его, если бы не одно «но» — на этот самый кон Араэден собирался поставить именно мой мир! Мой!

— Катриона…

Голос ведьмы выдернул меня из омута рассуждений, которые я наконец могла себе позволить. О, как же это приятно — просто размышлять, прекратив отдавать себе самой приказ «не думать!». Именно это меня напрягало в данной ситуации больше всего — мне крайне сложно скрывать свои мысли от кесаря! Более чем сложно… и это было проблемой.

— Итак, — вслух подытожила я. — Единственный способ избавится от кесаря — это вернуть его туда, откуда он пришел.

— Что?! — переспросила Мейлина.

— Да, это проблематично, — задумчиво согласилась я. — Есть еще идея с отрубанием головы, и она мне кажется более реалистичной, но как истинная Астаримана я должна иметь запасной вариант. Отрубание головы, как способ наиболее надежный, оставлю в запасе, пока же займемся реализацией плана по возвращению этого старца с препаршивым характером в родные пенаты. Все, открывай беседку!

Я развернулась к ведьме, требовательно глядя на бледную женщину.

— Катриона, — в ее голосе прозвучало удивление, — я не понимаю…

— Что тут непонятного? — в свою очередь искренне удивилась я.

— Отрубить голову?! — ее неподдельный ужас мне откровенно не понравился.

Раздраженно вопрошаю:

— Мейлина, что тебе непонятно? Хороший кесарь — мертвый кесарь. Как видишь, все предельно ясно.

— Но… — владычица Вишневого острова на глазах белела, причем в буквальном смысле, и волосы даже седели, — но… ты не можешь его убить…

— Неверная постановка вопроса, Мейлина. Я просто еще не пыталась.

Сказала и тут вспомнила об одной стороне человеческих отношений, которую всегда упускала в силу своего воспитания, — собственно, об отношениях и речь. И возник вопрос — а что эта самая ведьма делает здесь, вместо того чтобы наслаждаться вечной жизнью возле кесаря? Скрывается? Сомневаюсь, наш неубиваемый при желании отыскал бы, особенно за такой немалый срок, как триста лет. Тогда в чем причина?

— Отродье! — вдруг взревела ведьма. — Жестокое отродье, следовало отравить тебя при первой возможности!

Да, подобного поворота событий я не ожидала, должна признать. Торопливо выплетая защиту, попыталась образумить женщину:

— Кесарь убьет Динара, Мейлина. Убьет, понимаешь?!

Она не понимала, она превратилась в совершенно седую старуху, скрюченную и согнутую годами жизни, и прошипела, указывая на меня пожелтевшим когтем:

— Это ты его убиваешь!

— Кого? — не поняла я и даже свое плетение защиты на мгновение прекратила.

— Пророчество! — заорала старуха.

— Еще и пророчество? — даже слов нет. Мало мне было магии, тут еще и пророчество непонятных свойств всплыло.

А старуха меж тем все в том же пригнутом к земле положении шагнула ко мне, откровенно плюясь в процессе своих воплей, от чего свечи вокруг шипели.

— Последнее предсказание моей матери, — старуха потрясла когтем, — последнее предсказание, давшее свет надежды Араэдену… Ты… ты… ты…

Она на мгновение остановилась и продолжила свой непонятный хрип:

— «Отдавшей жизнь за любовь позволь дышать!» — вот эта фраза была произнесена Мейлиной очень четко, а дальше опять бред: — Твое рождение… твое рождение было предсказано моей матерью, проклятая принцесса…

Началось… теперь я еще и «проклятая принцесса». Это в дополнение к «утырке», «отродью», «чудовищу», «стерве», «змее» и еще многому. Мир меняется, но его отношение ко мне остается неизменным.

— Хватит! — раздраженно отрезала я. — Четко и по существу — что в пророчестве?!

Старушенция, которая уже едва ли не рассыпалась, рухнула на пол. Я вежливо подождала, пока она соберется, и дождалась — трясущимися ручками Мейлина высыпала горсть каких-то камешков с непонятной символикой и начала причитать:

— Мой огонечек, мой свет, моя радость… Вот он, вот… — скрюченный палец с желтым когтем ткнул в один из темных камешков. — Предначертано ему стать новым кесарем, предначертано… было… А все ты, ты все! — причитала старуха. — Сломала дороги судьбы, линии жизни спутала… ты все… И утратил разум мой огонечек, больше меня не слушает, против самого Араэдена пошел, глупенький… Как спасти, и не ведаю… А все ты, проклятая принцесса, все ты… «Отдавшей жизнь за любовь позволь дышать!»…

Вот так и приходит к древним слабоумие. Молча стою, слушаю бормотание старушенции и понимаю, что пора возвращаться.

Как вдруг Мейлина вскинула голову, глаза ее вновь стали голубыми, а голос твердым:

— Ты должна любить его! Почему ты не любишь его?