врагов, а стало – ещё больше. И если не угодит он начальству, то его бросят на растерзание стае обозлённых на СБМ и Отдел конкурентов. Тут хочешь не хочешь – а все тайны из упрямого артефакта вытрясешь!

Поначалу всё шло не очень. Объект не желал сдаваться, упорно храня свои тайны. И можно бы махнуть рукой – мало ли в мире загадок, но ведь зачем-то хотели его земные уничтожить! Да не смогли, потому что заглох отчего-то рядом с сосулькой совершенно исправный, десятикилотонный боеприпас. И даже одно это "отчего-то" оказалось кроличьей норой, в которую с головой провалилась вся практическая и глубоко теоретическая физика. А ведь есть ещё много другого.

Например, сам бункер, который "умники" излазили вдоль и поперёк. Или его странное медное покрытие. Медное оно только на вид, а на деле являет собой сложные агломерации нанокристаллов, подозрительно похожих на мозг и нервную систему. Вот только достучаться до этого мозга не получалось от слова "совсем". Молчал мозг, не реагируя на ток, лазеры и гамма-излучение. Как партизан на допросе – молчал!

Помог случай. Вскоре после герметизации объекта руководитель группы случайно прикоснулся к колонне голой рукой. Ну, как прикоснулся – психанул, сорвал перчатки, и заорав матом на молчаливую конструкцию, изо всех сил врезал по ней кулаком, который внезапно вошёл в твёрдый материал словно в тесто. Рука Гордеева увязла внутри сосульки, а сам он простоял подле колонны почти двое суток, впав в некое подобие комы. Дежурившая рядом медбригада на все вопросы разводила руками. Показатели были в норме, пульс как у младенца, а мозговые волны демонстрировали глубокий, здоровый сон.

Директор попрощался с карьерой в третий раз. ЧП на курируемом объекте с потенциальной утратой научрука грозило отбросить исследования на недели, если не месяцы, назад. Но обошлось. Через сорок шесть часов артефакт освободил руку учёного. Гордеев очнулся, заорал от боли и рухнул на пол. Мозг-то спал, но мышцы за это время закостенели, поддерживая тело в стоячем положении. Так товарища на носилочках в лазарет и унесли, где его уже ждал спешно примчавшийся на место Директор.

Гордеев приходил в себя несколько суток. Поначалу не мог назвать даже имя, лишь мычал и метался по койке. Потом затих, вспомнил про жену и сына–двоечника. Через день – назвал имя Первого секретаря, через два – признал непосредственного начальника. Про объект – ничего, помнил только, как кулак зажало внутри и обожгло, словно кипятком.

Его продержали под аппаратами неделю, изучая чуть ли не под микроскопом. Здоров как бык, сон, аппетит в норме. Биохимия крови, правда, скакала, но и это через пару дней прошло.

В ночь перед возвращением Директора в столицу в дверь кабинета кто-то бешено забарабанил. В коридоре временного жилого блока стоял всклокоченный, в одних трусах и майке, Гордеев. Глаза дикие, в руках – скомканные листы бумаги, исписанные мелким почерком. Отодвинув плечом начальника, он молча зашёл в кабинет. И уж на что Директора трудно напугать, а и ему стало не по себе, когда одуревший научрук приблизился к нему вплотную. На вопрос – что, мол, происходит, учёный произнёс только одно слово:

– Гипертоннель.

Швырнув листки на стоящую рядом тумбочку, обессиленный Гордеев упал в кресло. Когда его попытались увести в медблок, заметался по комнате и потребовал встречи со своей группой. Психиатр, подумав, дал добро – в таких ситуациях с пациентом лучше не спорить, если он не буйствует и на людей не кидается. Гордеев – не кидался и даже согласился надеть штаны. Отвели его тогда, болезного, вместе с заметками в лабораторию, где уже ждали поднятые по тревоге подчинённые. Отвели, надеясь, что в рабочей обстановке научрук быстро придёт в себя и успокоится.

Но вышло немного иначе.

Группа просидела в лаборатории до утра, споря до хрипоты и исписав все доступные поверхности непонятными формулами. Врачей отпустили за ненадобностью – Гордеев оказался адекватен. Хотя вещи говорил – совершенно неадекватные! Но если научрук и сошёл с ума, то сделал это на редкость грамотно, подведя под своё безумие хорошую теоретическую основу. Опровергнуть которую не смогли даже коллеги.

Когда обо всём доложили Директору, у него отвисла челюсть. Услышанное было до того невероятным, что он почувствовал себя персонажем плохой фантастической книги. Очень плохой и очень – фантастической.

Во-первых, при физическом контакте "сосулька" залила в мозг учёного огромный объём информации. Те сорок шесть часов Гордеев вовсе не спал – он бешеными темпами впитывал в себя всё, что транслировал артефакт. Преходящая амнезия являлась следствием когнитивной перегрузки. Мозгу реципиента потребовалось время на обработку чудовищного массива данных, после чего знания "всплыли" в его голове одним махом. В принципе, такой интерфейс – штука незаменимая. Прикоснулся, отключился ненадолго, бац – и уже во всём разбираешься. Не нужно ни проводов, ни сложных компьютеров, только кроватка неподалёку, чтобы после многочасового стояния в себя прийти. А они его, глупые, лазерами да радиоволнами!

Во-вторых, как и боялся себе признаться Директор, объект – творение рук далеко не человеческих. И возможно, даже не рук! Кто и когда создал артефакт – так и осталось загадкой. "Сосулька" то ли не смогла, то ли не захотела этого сообщать. Ясно одно – людей артефакт признавать своими хозяевами отказался. Взломать же объект подобно компьютеру возможным не представляется, равно как и разобраться, по каким признакам он отличает своих создателей от прочих. Поэтому тут пока – тупик.

И, наконец, в-третьих, хотя если по-хорошему, то – во-первых. Сосулька эта – вовсе не сосулька, а своего рода маяк, позволяющий связывать между собой произвольные точки в пространстве. Радиус действия – пара миллионов километров, но главное, что соединены они между собой в единую, причудливую сеть, позволяющую за мгновение перемещаться между маяками на любое расстояние. В солнечной системе таких два – на Земле и Марсе, и оба завязаны на ещё один, расположенный… да чёрт знает где – расположенный!

Расстояние такое, что с Марса ту звезду даже в самые мощные телескопы не разглядеть. Как оно всё работает – понятно весьма условно, точно удалось установить лишь одно. Неразорвавшаяся бомба – прямое следствие высокой концентрации того, что умники за неимением лучшего термина назвали "гиперполем". Поле это, не признавая барьеров, пронзает пространство, а вблизи от объекта вытворяет всякую чертовщину, от замедления времени до скачков силы тяжести. Но что характерно, людям артефакт никакого вреда не причиняет, ограничиваясь мелкими шалостями на вверенной ему территории.

– …таким образом, товарищ Первый секретарь, в наших руках оказалась уникальная технология. Нам удалось успешно осуществить переброску материи