Ей было и неловко, и стыдно, и неудобно. Словно она пришла в жалком положении просительницы. Что она хочет услышать?

Что во всем виновата сама?

Что она недостаточно хорошо старается?

Что ей нужно стать похожей на звезд голливудского кино, ведь «здесь» у всех так принято?

Что Брайан – законченный негодяй и циник, и от него нужно держаться подальше?

Что Энн следует как можно быстрее сесть в самолет и вернуться домой, в родной Миннеаполис?

Кстати, там ведь тоже скоро лето…

Всего этого Энн слышать не хотелось.

Может быть, от каких-то слов и был бы толк, но она пока была к этому не готова. Чем может помочь ей Элисон, находясь на таком расстоянии отсюда?

Энн поговорила с сестрой еще немного, выдавливая из себя какие-то общие, натянуто радостные фразы. Чуть-чуть рассказала про дом, про погоду, про магазины, но про отношения больше не прозвучало ни слова.

– Передавай привет маме с папой, детка.

– Обязательно! Звони еще – они будут очень рады тебя слышать!

– Хорошо, я позвоню. И я была очень рада услышать тебя. Целую. Пока!

– Пока! Здорово, что хотя бы одна из нас по-настоящему счастлива!

Энн повесила трубку и еще некоторое время пыталась осмыслить услышанное.

Счастлива?

Да нет же, это неправда!

Она была счастлива. Была, но в какой-то момент все поломалось. Вот только в какой? Где она ошиблась, была неправа, что-то сделала не так?

В чем она виновата перед Брайаном?

Может быть, в том, что так скоропалительно согласилась выйти замуж за почти незнакомого человека, толком не зная ни его самого, ни его жизни – настоящей жизни, а не эпизодического существования в Миннеаполисе, штат Миннесота.

* * *

Теперь Энн было уже практически все равно, что делать, о чем (о ком) думать и куда идти.

Для Брайана ее почти не существовало.

Для родных же, напротив, в настоящем моменте существовала только замужняя Энн, которая должна была преуспеть в этом предприятии или же вернуться домой разочарованной и «на щите».

Стоило ли добавлять, что второй вариант ими не рассматривался, а если даже и всплывал в голове, то упорно изгонялся за пределы разума – куда-нибудь подальше в темные уголки подсознания.

Итак, полдень, Окленд, холл двухэтажного коттеджа Брайана Гринвуда, и Энн, сидящая на диванчике, поджавшая под себя ноги, ожесточенно думающая, что ей предпринять и как провести сегодняшний (хотя бы!) день.

Наконец Энн поднялась с места. Ей под руку попался какой-то полотняный мешок, и она, невзирая на то, что там уже что-то находилось, принялась складывать туда все, что под руку подвернулось.

Под руку подвернулись журнал о моде и стиле, огромное красное яблоко, солнцезащитные очки, чупа-чупс, лосьон для загара, щетка для волос… На щетке Энн притормозила. Секунду глядя на нее, она решила, что лучше уж причесаться перед выходом на улицу – не хватало еще, чтобы ее остановила полиция нравов.

Куда идти, Энн так и не придумала. Выйдя из дома и заперев за собой дверь, она двинулась в неизвестном направлении. Проходя мимо особняка, расположенного в цветочном лабиринте, она с опаской покосилась на него. Но дом не подавал признаков жизни.

Ноги привели Энн к городской площади. Там хватало достопримечательностей – фонтан, сквер, напротив сквера возвышался сверкающий стеклянными гранями куб нового торгово-развлекательного центра.

Было еще не слишком людно, было пока не очень жарко. Мимо проезжали роллеры в минимальном количестве одежды, проходили женщины с детишками, проезжали «форды» и «ягуары», причем преобладали последние. Энн подумала про себя, что в Миннесоте было наоборот.

Она опустилась на скамейку неподалеку от фонтана, чтобы капли воды, прилетающие от него, помогали бы ей хоть немного охладиться.

Вытащив из мешка сперва журнал, а потом краснобокое яблоко, Энн запоздало сообразила, что это будет ее единственным завтраком. Она забыла дома и кредитную карту, и мелочь… Поэтому она с аппетитом вонзила зубы в яблоко и принялась перелистывать страницы журнала.

Однако очень скоро она поняла, что картинки на глянцевых страницах не могут удерживать ее внимание, а смысл написанного ускользает от нее.

С досадой Энн отшвырнула от себя журнал, и он проехался по скамейке, шлепнувшись на гравиевую дорожку.

Укорив саму себя за непристойное поведение, Энн поднялась, наклонилась за журналом, и, подцепив его двумя пальчиками, отправила в ближайшую урну.

– Минутку, а почему это мой мешок такой тяжелый?

И с удивлением она извлекла из него фотоаппарат, благополучно засунутый туда неуемной Кэссиди.

Энн плохо разбиралась в технике подобного рода. Она отметила про себя, что не такой уж он и громоздкий. Зря Кэссиди ругала его. И если знать, что в мешке у тебя на самом деле фотоаппарат, а не только солнечные очки, то не такой уж он и тяжелый…

– Минуточку, – повторила Энн, – где-то ведь должна быть инструкция к нему. Я ведь так не разберусь…

Само собой, инструкции нигде не оказалось.

Впрочем, было одно место, где та наверняка обнаружилась бы – особняк Эндрю и Кэссиди. Энн решила, что даже с целью попросить прилагающуюся к подарку инструкцию она там не покажется.

– Ладно, – объявила она вслух, продолжая разговаривать сама с собой, – нет ведь ничего невозможного для человека с интеллектом? Попробую разобраться самостоятельно. А если сломаю его… что ж, лично мне будет нисколечко не жаль.

И она принялась нажимать на кнопки с интересом обезьянки, впервые заполучившей в свои руки свисток или надувную резиновую кувалду…

С кнопкой включения все оказалось довольно просто. Но вот дальше… Что это – выдвигающийся объектив? А как сделать так, чтобы он закрылся? Как настроить вспышку, как просмотреть все функции и ничего не перепутать?

У Энн никогда раньше не было своего фотоаппарата.

Может быть, если бы она проявила больше интереса к подарку Элисон на прошлый день рождения, то сейчас она понимала бы, «что делать с этой штукой». Но, увы… и время было не повернуть вспять.

Повозившись некоторое время, забыв обо всем на свете – и даже о чувстве голода, которое начинало сосать под ложечкой – Энн начала жать на кнопку съемки, фотографируя все подряд.

Процесс захватил ее. Конечно, на окошке просмотра, где появлялся отснятый кадр, было мало что видно, был плохо понятен результат. Но Энн уже ощутила упоение, настигающее ее в тот момент, когда некий внутренний голос словно пинал ее в бок – «Давай!», – и она жала на кнопку, и для какого-то события останавливалось время: теперь это мгновение было надежно сохранено в памяти нового друга.