– Ни на что я не намекаю! – сердится Найдёнов. – Вначале я думал, что вам нравятся мужчины помоложе.

– Мальчики.

– …Потому, когда звонил вам, сказал, что мне двадцать пять лет…

– Так это были вы! – От возмущения я вскакиваю, но он складывает ладони вместе в каком-то молитвенном жесте.

– Но я ведь в то время только что узнал, что благодаря вам врачи успели спасти моего отца…

– Вы по-прежнему ставите мне в особую заслугу то, что я позвонила в «Скорую помощь»? Сказали спасибо – и всё. А вы, как выясняется, развернули такую деятельность. Неужели до сего времени никто не оказывал вам самых обычных услуг? Просто так, безвозмездно!

– Вы так эмоциональны… Разве я вас чем-то обидел?

– Рассердили. Масштаб ваших действий не соответствовал значительности моего поступка. Подумаешь, позвонила. Словно это не долг любого нормального человека… И потом, я не люблю всякие там экивоки, поклоны, игры на дудочке и прочее… Так и кажется, что вы просто пользуетесь моментом…

– Игры на дудочке, – удивленно повторяет он. – Пользуюсь моментом… чтобы подобраться к вам поближе? Неужели мои братья по полу вас так достали?

В таком ракурсе своё отношение к мужчинам я ещё не рассматривала. Не достали, а просто… я им не верю. Та, самая первая, ещё юношеская ошибка до сих пор помнится, и именно ею я меряю все свои поступки.

– И вообще, чего вдруг вы мной заинтересовались? – небрежно спрашиваю я, заставляя себя успокоиться.

– Сначала я хотел просто вас поблагодарить. Но когда вы отказались встретиться, меня это…

– Задело!

– Можно сказать и так. Я спросил себя: что это за фифа такая?

– Странный вы человек. Я вас не только не видела, но и до сего времени не знала – какая же тут обида? И потом, вы же не киноактер, не секс-символ, как сейчас модно говорить.

– Хотите сказать, что как мужчина я не слишком привлекательный?

– Михаил Иванович!

– Вот видите, вы до сих пор зовете меня по имени-отчеству, хотя в такой неформальной обстановке мы могли бы вполне перейти на ты. И так ведёте себя не только вы. У меня есть зам, мы с ним одногодки, но в незнакомых компаниях его сразу начинают звать Димой, а меня непременно – Михаил Иванович.

– И вы не можете понять, в чём дело?

– Вот именно! – говорит он с обидой.

– В вас, батенька, – нарочно копирую я старого врача, – и только в вас! Люди чувствуют стену, которую вы сразу воздвигаете между ними и собой, и тоже напрягаются. Небось каждый думает: кто знает этого буку? Скажешь ему – Миша, а он и вскинется: какой я вам Миша!

– Вот, значит, как, – медленно тянет он, но видно, что в глазах его загораются искорки интереса.

– Думаю, ещё не всё потеряно, – киваю я, – небольшой сеанс релаксации, и дело сдвинется с мёртвой точки.

– Под вашим руководством?

– Можно и под моим.

– Сейчас?

– Нет, сначала попробуйте у меня выиграть.

– Ого! – говорит он с уважением.

– А то!

– Ставки растут!

– Что вы имеете в виду? Может, думаете, что релаксация – это синоним секса?

– Это вы так сказали.

– Вы страшный человек, Михаил Иванович! С вами надо держать ухо востро. Все ваши мысли – об одном…

Е-два, е-четыре.

В дверь стучат, и когда Найденов идет открывать, в номере появляется официант с тележкой, полной всяческих деликатесов.

– Нам нужна пища для ума, – говорит он, – потому и заказали сахар во всех видах.

Он сует в руки официанту купюру и приговаривает:

– Иди-иди, не видишь, Чапай думает!

Но при этом не спешит делать следующий ход, а спрашивает:

– Почистить тебе апельсин?

Значит, вот так резко Найденов решил перейти к неформальным отношениям без надоевшего выканья. Но пусть не думает, будто я забуду, что наши отношения клиента и телохранителя не станут претерпевать особых изменений. Впрочем, что это я зарекаюсь? Время покажет.

– Почисти. А ходить кто будет?

– Походи за меня. Всё равно куда.

– Предпочитаешь королевский гамбит?

– В моем доме попрошу не выражаться! – хохмит он. – Слушай, а почему мне никогда, и никто об этом не говорил?

Теперь уже он ходит сам. Мы быстро обмениваемся ходами, и я не успеваю мяукнуть, как мой работодатель загоняет меня в угол.

– О чём, об этом? Откуда дети берутся?

– Ванесса Михайловна, у вас все мысли – об одном.

Конечно, об одном: как освободить мне для манёвра ферзя, зажатого между пешками и двумя конями.

«Лошадью ходи», – говорю я себе, но и мой лошадь зажат между его пешками. Вот чего терпеть не могу, так это пешечных окончаний. Мне нужно широкое поле для деятельности. Мелкие уступки, жертвы пешек рассеивают моё внимание.

– Ладно, ничья! – восклицаю я, хотя мой король в двух шагах от мата. – Вовсе я не так хорошо играю, как делаю вид. А вы небось подумали, что перед вами гроссмейстер.

– На какую-то минуту подумал.

– Вот видите, а у вас всё наоборот.

– Опять не понял. Вы постоянно говорите загадками! – с нарочитой досадой произносит он.

– То есть у вас есть чем ходить и куда ходить, а вместо этого вы стоите и ждёте?

– Так что же это, мне надо хвастать, какой я необыкновенный, и умный, и богатый?

– Хвастать не хвастать, а намекнуть стоит, если девушка не в курсе. Сейчас они знаете, как на это ведутся? Только пальцем щелкните, и станут называть вас не только Мишей, но и зайчиком, и слоником, и рыбкой…

– Издеваетесь?

– Нет, всего лишь пытаюсь снять ваше напряжение. В чём вообще дело?

– В том, что я в себе не уверен…

– Вы… не уверены? – Я так удивлена, что даже короткий вопрос произношу в два приема.

Между тем совсем недавно, глядя на Найдёнова, на его безмятежное лицо, когда он бросал в прорезь автомата пятачки, я как раз думала о том, что никакие комплексы, подобные моим, ему неведомы. Он не знает, что такое голодать и не иметь возможности купить себе самое необходимое… Может, это он так шутит? Но нет, в его глазах нет и намёка на веселье.

– А в чем именно вы не уверены… в постели? – Последнее слово я произношу с трудом, но что ещё можно придумать?..

– Нет, конечно же, нет. Как вы думаете, меня можно полюбить просто так?

– А как ещё можно полюбить мужчину? – невольно фыркаю я. – Все остальные случаи к любви не относятся. Это всего лишь заинтересованность.