Пока что ее не нашли ни в Мерсии, ни в Нортумбрии, и он тешил себя надеждой, что с ней – последней из змеиного выводка Эльфхельма – произошел какой-нибудь несчастный случай и смерть все-таки настигла ее.

Живая, выданная замуж за какого-либо датского лорда, она могла представлять собой угрозу – фигуру, вокруг которой объединятся раздраженные северные родичи Эльфхельма.

А мертвой она способна не более чем на то, чтобы лишь преследовать его в страшных снах.

Возле своего рабочего стола он приостановился и провел пальцем по куче свитков и вощеных дощечек с новостями из Кента, где датчане продолжали жечь и грабить. Его фирд делал в точности то, что он ему приказывал, собирая народ в бурхах, чтобы защитить его. Однако, находясь под защитой крепостных стен, им приходилось смотреть на то, как горят их дома и как захватчики уводят их скот. Они были бессильны остановить это, поскольку им не хватало людей, чтобы открыто противостоять разбойникам с моря и их беспощадному предводителю – какому-то мерзавцу по имени Тостиг, как ему написали в одном из донесений.

Может быть, этот Тостиг и был тем военачальником, который искал руки Эльгивы? Ее пообещали какому-то датчанину. А что, если свадьба эта уже состоялась? Что, если она все-таки осталась жива и этот Тостиг получил ее в качестве награды? Может так статься, что у него не распалится желание получить гораздо больше сокровищ, чем он может награбить по деревням и городам Кента? Может так статься, чтобы Эльгива не подтолкнула его претендовать на корону Англии?

Тем больше у него было причин надеяться на то, что дочери Эльфхельма уже нет в живых.

Дверь его покоев распахнулась, и, подняв глаза, он увидел Эмму, одетую в ночную сорочку. Она была так же прекрасна, как в тот день, когда он впервые увидел ее, – а может быть, даже еще прекраснее. Светлые волосы были заплетены в косу, лежавшую у нее на плече, кожа была гладкая и чистая, как поверхность мрамора. Она смотрела на него своими потрясающими светло-зелеными глазами – это был не потупленный взор молодой девушки, а полный мысли и понимания взгляд зрелой женщины и королевы, – и в кои-то веки при виде ее он ощутил успокоение. Он устал от борьбы с призраками, и она, безусловно, могла стать его оружием против них. Когда он полностью погрузится в нее, мучительный ужас перед этим суккубом[3], Эльгивой, должен рассеяться.

Он налил медовуху в чаши для них обоих и жестом пригласил ее к столу с лежащими на нем горой вощеными дощечками.

– Вы также можете прочесть это.

Она села за стол и стала читать донесения, а он в это время следил за ее лицом. Она выглядела озабоченной, и он гадал, связано ли это с тем, что датчане продолжают разграблять его королевство, или же с какой-то мелочью, имеющей отношение к Эдварду. Материнство как-то смягчило Эмму, и это озадачивало его, поскольку материнская любовь совершенно не укладывалась в систему его представлений и жизненного опыта. Его собственная мать была холодна и рассматривала его как веху на пути продвижения к королевскому могуществу, и не более того. Она растоптала его своими ногами, стерла в порошок, как кусок мела. Что же касается его первой жены, она практически не видела своих детей, после того как они покидали ее тело. Она называла их «Божьей карой, наложенной на всех женщин за грех Евы».

Эмма же восхищалась своим сыном и ни за что не соглашалась разлучаться с ним надолго. Это было неудобно, и это необходимо было изменить. Не то чтобы он уже видел в этом какую-то проблему, однако он не мог позволить Эдварду быть настолько привязанным к материнской юбке. Бог даст, он вскоре наградит ее еще одним ребенком – возможно, даже сегодня ночью. Когда в животе у нее зародится еще одно дитя, станет проще оторвать от нее Эдварда. Этому же определенно способствовало и то, что, находясь здесь, она много времени проводила в главной зале, слушая дебаты относительно отпора Англии датчанам или же советуясь со священниками и дворянами, откликнувшимися на призыв короля. Это означало, что она меньше времени проводила со своим сыном, однако это, как он понимал, было палкой о двух концах. Потому что она пользовалась такой возможностью, чтобы заводить союзников среди его советников, а он не приветствовал, чтобы его народ распространял свою преданность к королю еще на кого-то.

Он должен побыстрее сделать ей сына. Место Эммы в его кровати, под ним, а не за столом совета среди самых мудрых.

В дверь постучали, и вошедший слуга принес еще одно послание, с которым тоже нужно было разобраться.

– Это из Йорвика, милорд, – сказал Хьюберт, – от архиепископа Вульфстана.

Этельред пробормотал под нос проклятия. С тех пор как король скоттов обложил осадой Дарем, на Севере тянулось зловещее затишье и оттуда ничего не было слышно. Получить же вести от Вульфстана сейчас, после недели мрачных ожиданий, не предвещало ничего хорошего.

Он сел, мысленно приготовившись к катастрофе.

– Читай.

Хьюберт сломал печать и развернул свиток.

– «Архиепископ Вульфстан, lupus episcopus[4], приветствует Этельреда, Rex Anglorum[5], и шлет ему свое апостольское благословение, – своим высоким голосом прочел Хьюберт. – Спешу уведомить вас, что Ухтред из Бамбурга нанес поражение войску скоттов под Даремом».

«Ну наконец-то, – подумал Этельред. – Наконец-то я смогу заявить о своей победе, а не о разгроме».

– «Король Малькольм бежал, спасая свою жизнь, – продолжал читать Хьюберт, – но большая часть его армии была истреблена. По приказу лорда Ухтреда головы убитых скоттов были выставлены на крепостном валу в качестве военных трофеев. Отсюда вы можете понять, что Ухтред – это неистовый и беспощадный воин. Пренебрегать этим рискованно. Если вы не используете его военное искусство, это быстро сделают другие». – Хьюберт поднял на него взгляд. – Это все, милорд.

Этельред фыркнул.

– Если бы Ухтред был сейчас здесь, я бросил бы его против этих датских негодяев, которые разоряют Кент. – Он махнул на Хьюбрета рукой. – Составь подобающий ответ. Я просмотрю его завтра утром. – Когда Хьюберт ушел, он повернулся к Эмме и заметил на лице ее все то же тревожное выражение, и это несмотря на хорошие новости из Йорвика. – Что беспокоит вас? – спросил он. – Разве вас не радует поражение наших врагов?

– Милорд, – ответила она, – я получила новости от моего брата Ричарда, что я…

– Нет! – рявкнул он, с силой стукнув чашей по столу. – Не утомляйте меня вашими нормандскими заботами сегодня вечером! Я буду смаковать добрые вести из Дарема как можно дольше, прежде чем вы взвалите на меня то, что ваш брат передал вам у меня за спиной. – Он встал и взял Эмму за руку, чтобы подвести ее к кровати. – Ступайте под одеяло, миледи. Исполнение вашего долга этой ночью будет происходить там.