Реакция Эльфеха была быстрой и резкой:

– Никогда не сомневайтесь в Господе нашем! Верьте в Него, и Он не покинет вас!

«Однако многие в нашем королевстве, – подумала Эмма, – считают, что Господь поступил с нами именно так». Весь конец лета и всю осень заморские захватчики грабили и разоряли их землю; англичане пытались препятствовать им, но это не мешало им продолжать свое грязное дело. Мужей убивали, их жен насиловали, а детей уводили на невольничьи рынки. В ноябре ранние снегопады прогнали датчан через пролив Солент на остров Уайт, так что защитники Англии, которые до этого лишь незначительно беспокоили своих противников, просто разошлись по домам.

Но где-то ближе к середине зимы погода стала теплой, и датчане налетели вновь, двигаясь настолько быстро, что англичане не успевали даже зажечь предупредительные сигнальные огни – их роль выполняли уже деревни, подожженные на пути захватчиков. Теперь же, когда датчане начали угрожать богатым аббатствам и поместьям в Беркшире и Дорсете, король просто вынужден был действовать. Он собрал хорошо вооруженное войско из числа английских дворян и их вассалов, чтобы сбросить датчан обратно в море. Однако и датчане тоже были хорошо вооружены. И, Пресвятая Дева Мария, их было очень много!

Теперь она услышала еще один звук, прорывавшийся сквозь рев голосов, – низкий грохот, превратившийся в ритмичный стук: солдаты стучали мечами в сделанные из липы щиты и кричали, доводя себя до требующегося в бою безумного экстаза.

– Начинается, – пробормотал Эльфех.

Священники вокруг нее начали монотонно распевать псалмы, и в этот момент Эмма почувствовала, как на щеку ей упала снежинка.

Снизу раздался громогласный крик, и просвет между двумя армиями быстро исчез, когда одна стена воинов ударилась в другую. Затаив дыхание, она переводила взгляд от людей в долине под ними, сражавшихся за своими щитами, которые, казалось, представляли собой очень ненадежную защиту, на Этельстана, сидевшего на коне и, похоже, не обращавшего внимания на летевшие со стороны датчан копья и стрелы.

Она видела, как люди в шеренгах падали, но линия продолжала держаться, потому что их место тут же занимали те, кто шел сзади. Над полем битвы стоял непрекращающийся громкий рев, как будто шум разбивающихся о скалы волн, а среди него – резкий звон металла о металл, когда мечи рубили доспехи и шлемы. Слышались также и другие крики – высокие, раздирающие душу вопли раненых и умирающих.

Стоявший рядом с ней Эльфех продолжал усердно молиться, но она могла лишь с ужасом, стиснув зубы, следить за этим жутким человеческим спектаклем, кровавой бойней, развернувшейся внизу. Шеренги воинов не рассыпались, но англичане отдавали территорию, тогда как датская линия неумолимо продвигалась вперед, не обращая внимания на раненых, которых они топтали своими ногами.

Ей казалось, что она уже давно даже не дышит, как будто время остановилось для всех, кроме тех людей, которые, сыпля проклятиями, отчаянно сражались и умирали в этой долине между холмами. Внезапно на правом фланге англичан образовалась брешь, и датчане тут же хлынули в нее. К месту прорыва ринулась английская конница, но сейчас снег, подхватываемый северным ветром, валил уже основательно, и Эмма больше не могла разглядеть Этельстана среди защищавшихся.

Вскоре линия английской армии вновь была разорвана в центре, и датчане, словно могучий прилив, бросились вперед. Англичане, кто еще мог это сделать, развернулись и побежали, удерживаемые задними рядами, пытавшимися выстоять позади них, и она с ужасом и отвращением смотрела на то, как датчане, орудующие своими секирами на длинных рукоятках, бьют бегущих людей в спину и топчут их.

Она хотела отвести глаза в сторону, но не могла, потому что отчаянно пыталась разыскать в этом хаосе Этельстана. Из ее глаз ручьями текли слезы, и ей приходилось утирать их, чтобы хоть что-нибудь увидеть, но, как она ни старалась, все равно не могла найти его из-за слепящих слез и густого падающего снега.

А затем, казалось, в один момент все было кончено. Датчане, видя, что враг побежал, издали дикий победный вопль, от которого кровь застыла в ее жилах, и она очень четко поняла, что имели в виду мужчины, когда говорили о кровавой бойне.

Вдоль бруствера раздавались крики отчаяния священников, проклятия и ругань солдат, плач женщин. А на поле битвы далеко внизу датчане начали грабить убитых и раненых, забирая у них оружие и трофеи.

Она стояла неподвижно, продолжая искать глазами Этельстана, и наконец, вглядываясь сквозь пелену снега, увидела его на вершине холма, откуда за всем этим наблюдал король. Значит, Этельстан жив. Он цел и невредим, и она поблагодарила Господа за это. Но, даже произнося шепотом благодарственную молитву, она вновь посмотрела на поле сражения, где снег уже начал заметать тела убитых и раненых. Датчане двинулись оттуда, возвращаясь в свой лагерь где-то в лесах к востоку отсюда, где их ждали женщины и добыча.

– Что они теперь будут делать? – спросила она.

– Праздновать свою победу, вероятно, – сказал Эльфех. – Но эта непогода стала для нас благословением Божьим. Она загонит их кратчайшим путем на корабли, поскольку теперь их главной заботой станут не трофеи, а прибежище. К тому же, – тяжело вздохнув, продолжил он, – они пришлют своих эмиссаров, чтобы потребовать от короля дань, которая способствовала бы тому, чтобы весной они убрались отсюда. Сколько бы они ни запросили, после этого поражения у короля не будет другого выхода, как заплатить им.

Она смотрела вниз на поле битвы, по которому ходили люди: женщины, искавшие свои сыновей и мужей; мужчины, подбиравшие раненых, чтобы отнести их в церковь в Кеннете. Она судорожно сглотнула подступившую к горлу желчь и повернулась, чтобы спуститься с крепостного вала. Нужно было позаботиться о раненых, и там найдется работа для многих рук, даже для рук королевы.

Июнь 1007 года

Рингборо, Холдернесс

Эльгива, сидевшая за столом подле Кнута, отодвинула от себя тарелку свежего сыра, которую поставили перед ней. Ей не нравился его вид – какой-то скользкий и липкий, – а запах был и того хуже. Господи! Она ненавидела дитя у себя в животе за эти приступы тошноты, хотя повивальная бабка сказала ей, что это верный признак того, что у нее будет мальчик.

А ее ребенок просто обязан быть мальчиком. Она сделала все что могла, чтобы гарантировать это, начиная с того, что расталкивала Кнута рано по утрам, когда, как каждому известно, мужчины наиболее пригодны к зачатию, и кончая тем, что сжимала руки в кулаки, когда он входил в нее, – практика, результатом которой, по словам одной женщины из прислуги Турбранда, стали шестеро ее сыновей.

Она нахмурилась, вспомнив, что несколько раз за зиму и весну она, лежа с Кнутом, настолько наслаждалась их совокуплением, что забывала сжать кулаки. А бывало, что он брал ее не только утром, но и ночью, и даже среди бела дня. Что, если дитя зародилось в неправильное время? Что, если это не мальчик?