Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, здесь её и подождём. – Феликс жестом подозвал официанта и попросил послать кого-нибудь в супермаркет за кокосовыми орехами.
– Обычные, целые кокосовые орехи? – уточнил официант.
– Именно.
– У нас в баре есть. Сколько вам нужно?
– Вообще-то сами орехи ни к чему, мне нужно молоко.
– Можем предложить консервированное кокосовое молоко.
– Нет, я хочу молоко из самих орехов. Можете нацедить стакан?
– Ну-у-у… – официант слегка замешкался, – в принципе, можем.
– Вот и нацедите. И не надейтесь обмануть, подсунув консервированное, я слишком хорошо знаю, каково оно на вкус.
– Сейчас сделаем, – кивнул официант и взялся принимать заказы у остальных гостей за столом.
Когда завтрак подходил к концу, а Феликс допивал своё молоко, вернулась Алевтина. Увидав свой коллектив за столом в кафе, женщина направилась к ним, на ходу закрывая мокрый зонт. Судя по довольному лицу, съездила она удачно.
– Мне срочно нужна огромная чашка кофе и горячая яичница! – выпалила Алевтина Михайловна, усаживаясь рядом с Никанором.
Феликс снова подозвал официанта, Аля сделала заказ и сходу доложила о результатах похода в горсправку:
– По тому же адресу, который был указан в деле об ограблении, проживает дочь Трифонова Николая Фёдоровича – Трифонова Аделаида Николаевна. Других родственников искали, но не нашли. Да и зачем, верно? Раз дочь есть.
– Понадеемся, – кивнул директор. – Домашний телефон имеется?
– Да, всё записала. – И Аля полезла в свою объёмную сумку-баул за листком с адресом и телефоном.
– Хорошо, сейчас позвоню, договорюсь о встрече. Гера, поедешь со мной. Держимся версии телевизионной программы.
Взяв листок, Феликс вышел из-за стола и медленно направился в сторону ресепшена, на ходу набирая номер телефона.
Разговаривал он недолго, буквально через минуту вернулся и сказал:
– Можно ехать. Аделаида Николаевна словно только и ждала, когда же ею заинтересуется телевидение.
– А ты сказал, что не ею конкретно, а отцом телевидение интересуется? – Скомкав салфетку, Герман бросил её в пустую тарелку и встал со стула.
– Ей без разницы, главное – фамилия прозвучит. Люблю тщеславных людей. Идём, Гера.
– Ключи от машины в номере, сейчас поднимусь за ними.
– Жду на улице.
– А у нас-то, чель, опять бездельный день? – спросил Никанор, аккуратно заворачивая в салфетку круассан, который уже не смог осилить.
– Полдня – точно, – ответил Феликс и пошёл к выходу из отеля.
Сквозь черные тучи, лежащие на крышах домов, с боем прорывались солнечные лучи. Ослепительные, резкие, они подсвечивали черноту неба, придавая ей трагически театральный вид. Дождь дал передышку, но в воздухе стояла такая сырость, что на лицо моментально легла влажная плёнка. Надев черные очки, Феликс вскинул руку и глянул на циферблат часов. Начало дня определённо обещало стать плодотворным.
Из гостиницы вышел Гера с ключами и показал, где стоит их арендованная «Тойота».
– Далеко гражданка проживает?
– Рядом совсем – угол улицы Марата и Социалистической. Прошлись бы пешком, но есть шансы попасть под ливень.
– И знаешь, где этот дом?
– Знаю. Если не ошибаюсь, по соседству забавный такой красно-белый особняк Курта Зигеля.
Они подошли к чёрной «Тойоте». Феликс сел за руль, Герман на переднее сидение. Отъезжая от отеля, Гера проводил взглядом «Асторию», Исаакиевский собор и сказал:
– Сто лет в Питере не был.
– Я тоже.
Дом номер шестьдесят пять на углу Марата и Социалистической действительно оказался в десяти минутах езды. И рядом находился двухэтажный красно-белый старинный особняк, своими башенками и полукруглыми балконами напоминающий пряничный домик.
Припарковавшись почти у самого подъезда, они вышли из машины, и Феликс набрал код домофона.
– Ой, вы уже приехали? Так быстро! – раздался в динамике игривый голос немолодой женщины. – Открываю, открываю!
Запищал сигнал, дверь открылась, пара зашла в подъезд и поднялась на третий этаж. На площадке их уже ждала хозяйка— высокая, статная, немного грузная женщина лет шестидесяти в длинном тёмно-синем велюровом платье-халате и шёлковой шали с кистями. Лицо её с крупными чертами, двойным подбородком, водянистыми карими глазами навыкате было осыпано белой пудрой, а взбитые рыжеватые локоны открывающие высокий лоб, довершали сходство с фотографиями купчих начала прошлого века.
– Доброе утро, Аделаида Николаевна! – С ослепительной улыбкой Гера шагнул вперёд, заслоняя собой директора, подхватил её руку и поцеловал надушенное запястье.
– Здравствуйте, мой милый! – сквозь улыбку произнесла женщина вальяжным грудным голосом. – Какой вы очаровательный молодой человек!
Тут она подняла взгляд и увидела его спутника. Всплеснув руками, Аделаида Николаевна воскликнула:
– Ах, вы! Вы же актёр! Известный, я вас знаю! Не ставьте меня в неловкое положение, скажите…. скажите…
– Феликс Нежинский, – ответил он в поклоне.
– Да, да, Нежинский! Ах, как чудно, как неожиданно видеть вас вне экрана! Не вы ли снимались в мистическом сериале про детективов и вампира?
– Нет, не я. Я не сериальный актёр, моё призвание – театр.
– Как я вас понимаю, Феликс, как я вас понимаю! Да что же мы стоим? Прошу вас, проходите!
Квартира Аделаиды Николаевны встретила запахом выпечки и кофе. Гостей проводили в зал, где на круглом столе с кружевной скатертью уже стояли чашки и тарелочки.
– Йосиф Валентинович! – громко произнесла хозяйка. – По-торопитесь! У нас гости!
В комнату заглянул невысокий, щуплый, лысоватый мужчина в красном спортивном костюме и с кухонным полотенцем на плече.
– Сейчас, сейчас, Деличка, почти готово! – И, поглядев на гостей, добавил со смущённой улыбкой: – Здрассьте!
– Супруг мой, Йосиф Валентинович, – представила Аделаида Николаевна, когда тот уже скрылся. – Присаживайтесь, господа, располагайтесь.
Гера с Феликсом направились к накрытому столу, попутно оглядывая обстановку. Старая, но хорошо сохранившаяся мебель, лишь немногим не дотягивающая до определения «антиквариат» – гарнитур с комодом, застеклённым сервантом и открытой посудной горкой. Диван с креслами в золотисто-плюшевой обивке на гнутых ножках, хрустальная люстра, палас на паркете, на стенах со старомодными зелёными обоями в полоску недорогие, но вполне приличные картины малоизвестных мастеров.
Не столько рассматривая вполне заурядную обстановку старой питерской квартиры, сколько наблюдая за Феликсом, Гера заметил, что взгляд его за что-то зацепился, но не понял, за что именно.