и смотрел на чужое кольцо, надетое на палец Кайи. Внутри образовалась оглушающая пустота, в которой терялись и мысли,и здравый рассудок. Только сердце немного бoлело, словно какой-то шутник, забавляясь, колол в него тонкой иголкой. Эрлинг зацепился за эту боль, заставляя себя вздохнуть и осознать, что он все ещё жив, хотя уже почти захлебнулся в собственном позоре.

   – Кайя, - выдавил он из себя хрипло. - Ты любишь Штефана?

   – Эрлинг, я ведь только что сказала тебе об этом, – холодно произнесла Ирма, медленно и четко выговаривая слова.

   – Я хочу услышать это от Кайи, - упрямo сказал он, не сводя взгляда с дрожащих губ и повлажневших, широко распахнутых серо-голубых глаз.

   – Да ты не ополоумел ли? – взвилась теперь Ирма. - Кайя – невеста Штефана, но даже если бы это было не так, ее все равно ни за что не выдали бы за тебя!

   Οн посмотрел на нее угрюмо и с трудом разжал стиснутые челюсти.

   – Почему?

   – Ты правда хочешь, чтобы я произнесла это вслух? - она уперла руки в бока.

   – Ирма, уймись, – послышался от окна глухой голос Йоханнеса.

   – Да, хочу.

   – Отец Штефана – староста Заводья, а кем был твой отец? – почти прошипела она,и за плечами Эрлинга всхлипнула мать. – Семья Хорнов – влиятельные и уважаемые люди, а чего добился ты? Шесть лет протирал штаны в солдатских казармах?

   Скрипнуло кресло – Йохан встал, отложив недокуренную трубку. Его лицо помрачнело, но смотрел он не на Эрлинга, а на брызгавшую ядом жену.

   – Ирма, замолчи и немедленно ступай в спальню.

   – Я не стану молчать! Если тебе, отцу, наплевать на то, что в Заводье пропала девушка в тот самый день, когда этот бравый вояка явился сюда,то я не стану закрывать на это глаза! – она топнула ногой, повернувшись уже к мужу.

   Йоханнес, играя желваками на скулах, тихо процедил:

   – Еще слово, Ирма, и я отведу тебя сам.

   Она открыла было рот, но тут же запнулась, наконец-то разглядев выражение мужниного лица. Стиснула губы, сорвала с себя передник, бросила его на пол и горделиво вышла из гостиной, громко хлопнув дверью спальни.

   Йоханнес повернулся к нему и, утешая, по–отечески хлопнул его по плечу.

   – Прошу прощения у тебя, Эрлинг, за злой язык своей жены. Но, в самом деле,ты выбрал не очень удачное время, чтобы посвататься. Как ты уже понял, сегодня моя дочь дала согласие стать женой Штефана. Но если желаешь, спроси у нее сам.

   Казалось, ничего хуже уже не могло случиться в этот день, но Эрлинг заставил себя снова перевести взгляд на Кайю и увидел, как по ее бледной щеке катится слеза.

   Из-за него. Из-за его глупости, самоуверенности,из-за его тупого бычьего упрямства ей теперь приходится терпеть эти безобразные сцены и плакать у него на глазах. А ведь он прекрасно знал и сам, чем все закончится,и все же пошел на поводу у своих желаний.

   – Прости, Эрлинг, – тихо произнесла Кайя. - Мне жаль, что тебе пришлось все это выслушать. Но Ирма сказала правду. Штефан… Штефан теперь мой жених.

   Эрлинг вытерпел и этот удар, от нее, хотя почти задохнулся от боли. И все же нашел в себе силы склонить перед ней голову.

   – И ты прости, Кайя. За то, что потревожил тебя в такой счастливый день.

   Развернувшись на каблуках, он вышел прочь.

   – Эрлинг! Эрлинг, сынок, постой! – крикнула ему вслед запыхавшаяся мать.

   Он остановился уже за калиткой, вдохнул полной грудью и выдохнул, подождал, пока подойдет мать, сгреб ее в объятия и пробормотал на ухо :

   – Прости, мама. Я знаю,ты предупреждала меня о том, что так будет. Но я должен был сделать то, что сделал. А теперь, прошу,идите домой и дайте мне побыть одному. Я буду в доме над заливом.

ГЛАВА 8. Беда не ходит одна

Новый дом встретил Эрлинга звенящей пустотой. И это даже к лучшему : свой оглушительный позор ему следовалo пережить в одиночестве. Поначалу не было ни мыслей, ни чувств, он как будто растворился в пустоте своего дома, бездумно глядя в распахнутое окно на свинцовое небо и стального цвета залив – и ничего при этом не видя, кроме слезы, сползающей по бледной щеке Кайи.

   Потом его бросило в дрожь. Не от холода, нет, хотя осенний ветер вольно залетал в окно, беспечно играл с оставленным поверх козел листком бумаги и неприбранной с пола древесной стружкой, шевелил волосы на макушке и озорно пробирался под расшнурованную праздничную рубашку. Нет, тело не замерзло, но обжигающий холод стал заполнять пустоту внутри, и укрыться от него никак не получалось .

   Вслед за холодом накрыла волна осознания – и вместе с ним пришла боль. От этой боли заломило тело, Эрлингу хотелось закричать во все горло, давая ей выход, но вместо этого он лишь глухо застонал и с силой ударился лбом об оконный косяк.

   Когда болезненными спазмами перестало скручивать мышцы и сводить горло, он хлебнул воды и устало уселся на широкий подоконник распахнутого окна. Вот теперь голова стала яcной,и он смог осторожно впустить в нее мысли о том, что произошло.

   А что, собственно, произошло? Разве что-то страшное? Никто не умер и даже ңе болен, Кайя жива и здорова и, похоже, вполне счастлива. Мама поплачет, попричитает несколько дней, да и успокоится – впервой ли ей? Дважды вдова, она хлебнула горя с лихвой, а неудачное сватовство старшего сына никак нельзя назвать настоящим горем.

   Дети, конечно, разнесут весть о его позоре на все Заводье, но с этим уж ничего не поделать. До службы в королевском войске у него имелось два закадычных друга, но теперь они оба обзавелись семьями, один уехал жить в Декру, а другой и вообще подался на большую землю, в Гехтерлин, столицу Вальденхейма. Старые дворовые товарищи теперь уже женатые мужчины, ни с кем из них Эрлинг не водил близкой дружбы. Поэтому свои языки жители Заводья могут чесать хоть месяцами, Эрлинга это нисколько не заденет.

   Братишке Лотару, конечно, Эрлинг «удружил». Тот еще слишком юн и горяч, наверняка примется отбиваться от обидных насмешек и будет приходить домой в