Нормальные люди понимают, что мы не родственники, а ненормальных слушать нет смысла.

— Отважная девочка, — улыбнулся Герман. Глупый, отважный мышонок. — Тебе обязательно нужно думать о своей жизни, в первую очередь о своих интересах. В мире мало порядочных людей, нужно это понимать.

— И ты?

— И я, — усмехнулся Герман.

Что он мог ответить? Порядочный человек не станет пользоваться влюблённостью студентки-первокурсницы, потерянной девчонки, с двенадцати лет страдающей от недостатка любви, заблудившейся в собственных чувствах, как в трёх соснах.

Порядочный человек не психанул бы, обнаружив, что состояние наследницы надёжно спрятано в трастовом фонде, которым, как оказалось, он же самолично и управлял. Как говорится, без него его женили. Глубокий спрятал всё, что возможно, в первую очередь недвижимость дочери, схоронил от нечистых рук, глаз, алчных желаний нечистоплотных уродов, в том числе и от Маркова.

По здравому размышлению, Дмитрий был прав, у него не было причин доверять приёмышу, государству — тем более. Герман имел сомнительное удовольствие наблюдать, как чиновничья братия пускала слюни на то, во что не смогла бы запустить лапу. Впрочем, не смогла бы? Жизненный опыт говорил — народная мудрость «Закон, что дышло», как никогда справедлива.

— Неправда, — буркнула Ярина.

Герман в ответ посмотрел в её глаза, утонул в синем-синем, невозможном, внеземном. Очертил пальцем контур губ напротив, надавил, вынуждая приоткрыть рот, нагнулся близко, чувствуя ртом горячее, отрывистое дыхание.

— Поцелую тебя, — не то спросил, не то утвердил он.

Слегка прикусил нижнюю губу, быстро провёл языком, отпустил и тут же скользнул внутрь, приглашая к поцелую. Стоило трудов останавливать себя, помнить — рядом совсем неопытная девушка, которая может испугаться агрессивного напора. То, что было вчера — осталось вчера, под сенью странной ночи, стечения обстоятельств, сейчас, в свете дня, ему нужно твёрдое понимание Ярины, что происходит, её осмысленное согласие. Устроиться между доверчиво разведённых ног, скользить губами по сладким губам, наслаждаться ответом. Ответом!

А пошёл весь мир к чёрту!

Глава 14

Герман решил встретить Ярину из института. Зачем? Сам не знал. Кроме банального «соскучился» ничего в голову не приходило. Как можно соскучиться за несколько часов с утра до обеда? Запросто! Он начинал скучать ещё до того, как она выскакивала из машины, даже раньше.

Безумие какое-то! Самое сладкое, слепящее, солнечное безумие. Иначе, как наваждением, и не назовёшь!

Почти две недели прошли под знаком этого самого сумасшествия. Казалось, никто и ничто не остановит Германа в его безумном полете в никуда. Как мотылёк летел на свет, так и Герман шагал в бездну безумия под названием «игра в любовь с Яриной». Впрочем, если прибегать к образным выражениям, мотыльком была Ярина, а Герман… птеродактилем — плотоядным птерозавром, хищником, готовым сожрать жертву в два присеста.

Герман именно таким себя и ощущал — готовым сожрать. Улыбку, блеск глаз, когда она взмахивала ресницами после долгих поцелуев, чёртовы ключицы, буквально сводящие с ума. Грудь — не большую, не маленькую, — идеальную. Тонкие пальцы, запястья, которые пахли цветочной свежестью, аккуратный пупок и всё, что ниже.

По поводу того, что ниже… Парадокс заключался в том, что как бы Герман ни хотел, а Ярина ни настаивала — главную черту они так и не перешли. Сначала он подспудно ждал подвоха. Не может счастье свалиться на голову и не потребовать мзды. Не в жизни Германа, который привык платить по счетам даже тогда, когда, казалось бы, ни его вины, ни заинтересованности не было.

Настойчивость Ярины радовала — порой Герман ощущал себя пресловутым самцом марала в период брачного гона, и в то же время настораживала. Обмануть тридцатитрёхлетнего мужчину сложно, если вообще возможно — женское возбуждение, граничащее с похотью, он всегда увидит, поймёт, почует как зверь. У Ярины был интерес, физиологическое желание, которым легко воспользоваться, потребность «сделать всё», но никак не возбуждение, от коего сносило внутренние запреты и установки.

Ярине требовалось время на осознание собственной сексуальности. Герман его давал. Если уж совращать, а именно совратителем время от времени он себя ощущал, то так, чтобы впоследствии сказали «спасибо». В долгосрочную перспективу отношений верилось с огромным трудом. Препятствия, которые стояли на пути мифического безоблачного совместного счастья, никуда не делись. Однажды Ярина увидит всё чётко, как в самый ясный день, и возненавидит Германа за то, что творится сейчас.

Поняв, что Ярина — чистый лист, хоть и подкованный теоретическими знаниями, Герман решил не гнать коней, позволить девочке задавать свой ритм, который она сама не сознавала. В девятнадцать подобный план показался бы ему бредом — есть женщина, готовая на всё, незачем ждать. Бери! В тридцать три он находил особенную прелесть в происходящем, упивался им.

Он ощущал себя факиром, открывающим тайны ремесла, гуру секса рядом с незапятнанной девочкой-женщиной, и это пьянило сильнее алкоголя, хоть Герману и не с чем было сравнивать.

Сегодня утром Ярина выскочила на кухню с влажными после душа волосами и в чем-то, похожем на гибрид домашнего костюма и пижамы, состоявшей из шорт с шёлковым шнурком на талии и майки с такими же шёлковыми бретелями. Господи, как же она была соблазнительна в этой, абсолютно лишённой сексуального подтекста вещице. Герману пришлось одёрнуть брюки, чтобы эффект от появления не был слишком очевидным.

Не тут-то было. Засранка, верно истолковав мужское поведение, остановилась, пробежалась жаднючим взглядом от макушки до босых ступней Германа, двинулась к нему, беспардонно и оттого ещё более соблазнительно покачивая бёдрами. Грёбаный ад! Его ждало важное совещание, топ-менеджеры всех мастей примчались за целительными пинками под зад и премиями, а он был не в состоянии оторвать глаз от Ярины, и единственное, о чём мог думать, — секс. Прямо здесь, не сходя с места. Сколько можно терпеть? Сумасшедший целибат выжимал жизненные силы похлеще штриги.*

— Утро доброе, — вежливо поздоровался Герман.

— Виделись уже, — напомнила Ярина, намекая на небольшое утреннее приключение — приветственно упиравшийся в упругую попку стояк и всё, что происходило дальше, включая снесший напрочь голову Германа оргазм его девочки от оральных ласк.

Уже целую неделю они практиковали куннилингус, к удовольствию Германа и смущению Ярины. Правда, смущаться-то она смущалась, но отказываться не спешила, напротив, могла и настоять. Она не была излишне зажатой, пугливой, как ожидалось от девственницы. Лёгкое смущение — нормальная реакция на происходящее. Герман понимал, пройдёт совсем немного времени и не останется и намёка на неловкость. И тогда…

Черт! Черт! Черт! Драный ад, чтоб всем чертям, пляшущим на выдержке Германа, провалиться к себе в вотчину!

— Кофе? — попытался оторваться от пошлых картинок Герман.

Твою мать! Он