Но как он ее любит, несчастный старый князь! Страдалец! Умирать с чувством вины, наверное, невыносимая мука! Он назвал ее светлой, блаженной душой! Он говорил, что она и кусачую собаку пустила бы к огню, – так великодушна! Неужели он судит о ее характере по ее наружности? Он же совсем не знает своей дочери.

Брунгильда задумалась над тем, что ощущать себя внебрачным ребенком странно. Как жаль, что князь так слаб! Неужели он гак и умрет, не поведав своей дочери тайну ее рождения и тайну своей собственной жизни?

Глаза ее сами по себе закрылись. Мысли кружились в странном безумном вихре, и она различала в потоке видений лица умирающего князя и бледной провожатой, ласковую улыбку Елизаветы Викентьевны и синие смеющиеся глаза Муры, заботливый взор Николая Николаевича... Над роем сменяющих друг друга образов царило прекрасное лицо с чуть впалыми щеками, призывный взгляд темных, чуть раскосых глаз... Слава богу, ее одолел спасительный сон.

Когда Брунгильда проснулась, в комнате был полумрак... На столе горела свеча в подсвечнике и стоял поднос, накрытый салфеткой.

Откинув плед, девушка встала и подошла к накрытому столу: булочки, кусок буженины, лиловато-коричневые выборгские крендельки, марципан, яблоки, открытая бутылка сельтерской... Есть совершенно не хотелось. Сон ее освежил, но она ощущала необъяснимую тревогу и нарастающее беспокойство...

Она подошла к двери, ведущей в коридор, и подергала бронзовую ручку – дверь оставалась запертой.

Осторожно ступая, она подкралась к створкам дверей, ведущих в спальню князя, и, взявшись за ручку, хотела заглянуть в комнату умирающего – но и эта дверь оказалась закрытой.

Брунгильда подошла к окну и отодвинула штору: зеленовато-белый свет газовых фонарей причудливыми кругами ложился к подножию ребристых чугунных столбов, на вершине которых были укреплены похожие на домики стеклянные пирамидки. В отдалении, на противоположной стороне пустынной улицы, одиноко светилась разноцветными огнями аптечная витрина с пузатым синим шаром в центре: лучи керосиновой лампы проходили через цветной раствор и падали на улицу, в неверном уличном освещении на рельефной фигуре двуглавого орла, укрепленной на дверях аптеки, трепетали золотые пятна. Брунгильда попыталась открыть раму – но та не поддалась ее слабым усилиям.

Пленница похолодела. Она припомнила обшарпанную, не покрытую ковром лестницу внешне симпатичного особнячка, отсутствие швейцара или хотя бы дворника при входе в дом. Да и на двери, ведущей в квартиру, она не видела таблички с именем хозяина.

Брунгильда начинала понимать, что оказалась в опасной ловушке.

Но безжалостная правда не парализовала ее. Хотя девушка не знала, угрожает ли опасность ее жизни и чести, не представляла, что принесет ей завтрашний день, – она сознавала, что в любом случае ей придется действовать осторожно и самостоятельно. В голубых глазах вспыхнул грозный огонек, точеный подбородок упрямо вздернулся вверх: помощи ждать неоткуда, придется самой защищать себя и свою честь.

Хорошо, что мысли не передаются на расстояние, хорошо, что ее подозрения недоступны старому князю, томящемуся в забытьи в соседней комнате! Дряхлый князь Бельский.. Ее настоящий отец? Да князь ли это Бельский? Да славный ли это потомок Гедиминовичей? И если это он – кто и почему использует немощного старика, стоящего одной ногой в могиле?

Брунгильда снова припомнила все, что довелось ей слышать у смертного одра в мрачном алькове... И в одно мгновение поняла, что имел в виду князь, когда говорил, что он не совсем в своем уме...

Доктор Коровкин был прав: внимание следователя Вирхова невольно сосредоточивалось вокруг участников встречи у Стасова.

Накануне дерзкого убийства в Медвежьем переулке Карл Иванович производил дознание в ресторане «Фортуна». Установить жичность жертвы оказалось нетрудно. И хозяин ресторана, и ресторанная прислуга достаточно хорошо знал и убитую женщину, мадемуазель Ляшко, одну из самых ярких петербургских кокоток. Она частенько посещала их скромное заведение, с тех пор как ступила на стезю порока. Потом малороссийская красавица поймала на крючок не одну золотую рыбку, и ее больше видели либо в фешенебельном «Даноне», либо в модном «Аквариуме». Явившись в «Фортуну», она по-приятельски раскланялась с хозяином и заявила, чтобы ее проводили к господину Апышко, с которым у нее здесь назначено свидание. Совладелец известного хлеботоргового дома, видимо, задерживался, и хотя по ресторанному статуту одних женщин внутрь не пускали, старинную знакомую разместили в отдельном кабинете – ждать гостя. Порфирий Филимонович поручил дамочку заботам своего нового любимца – Аркаши Рыбина. Но Аркаше обслуживать ее не пришлось.

Когда он с подносом в руках вошел в комнату, мадемуазель Ляшко сидела за столом, привалившись к спинке кресла, рот ее был полураскрыт, в стекленеющих глазах застыло изумление, под левой грудью, на богато расшитом анютиными глазками лиловом платье, быстро увеличивалось темное пятно, в центре которого торчала рукоятка кинжала. Золотая парюра – серьги с бериллами, громадный берилловый кулон на толстенной цепи, браслет с камушками, несколько колец – все, чем она украсила себя для встречи с господином Апышко, исчезло...

Карл Иванович побеседовал с ресторанной прислугой. Арсений Апышко в ресторане Порфирия Филимоновича раньше никогда не бывал, а посему мог и проскочить незамеченным к своей приятельнице. Тем более что внимание прислуги отвлекала только что установленная механическая игрушка: пианола, заменяющая в дневное время оркестр.

Карлу Ивановичу даже продемонстрировали нечто похожее на буфет с тирольским пейзажем посредине Вертящиеся стеклянные трубочки имитировали водопад, из тоннеля выскакивал маленький поезд, переезжал через мостик в скалах, исчезал в горах, затем появлялся снова. Вздохнув, следователь продолжил свой опрос.

Официанты все-таки заметили спину быстро удалявшегося человека: выше среднего роста, блондин, в пальто с бархатным воротником, котелок, видимо, он держал в руках.

На фоне богатырей в белых брюках и рубахах с малиновыми поясами щуплая фигурка укротителя грозного Порфирия смотрелась забавно. Аркадий Рыбин показался Вирхову толковым парнишкой, он-то единственный и видел лицо светлобородого человека, вышедшего из помещения, где расположилась клиентка...

Строго соблюдая необходимые формальности, Вирхов опросил весь персонал ресторана и произвел обыск – безрезультатно!

В тот же день к вечеру по приглашению Карла Ивановича в участок явился и сам совладелец хлеботоргового дома. Господин Апышко был немного скован, но охотно отвечал на вопросы следователя.

В ресторане «Фортуна» был один раз, ужинал несколько дней назад.

Нет, с мадемуазель Ляшко он незнаком.

Нет, свидания ей не назначал.

Сегодня днем заседал на совещании акционеров, что могли подтвердить два десятка человек.

Миловидный молодой хлеботорговец был возмущен, узнав, что преступник воспользовался его именем.