Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее интонация меняется с предупреждения на испуг, и я рычу, оборачиваясь. Трое существ наступают на нее, оскалив большие зубы. Тот, что сидит у меня на спине, яростно вгрызается в мою шею, и я чувствую, как меня накрывают волны нестерпимой боли, пока я вонзаю клинок в грудь другого метлака.
«Я должен спасти свою пару».
Эта мысль звучит в голове снова и снова.
«Я должен спасти Лиз».
«Она – мое все».
С диким воплем я сгребаю двух метлаков перед собой, удерживая их железной хваткой, и бросаюсь к обрыву.
– Раахош! Берегись! – кричит Лиз.
Она не догадывается о моих планах до тех пор, пока не становится уже слишком поздно. Я слышу крик Лиз, преисполненный страдания, когда лечу с обрыва, увлекая за собой пятерых существ.
Таким образом, я уравниваю шансы. Надеюсь, ей удастся убежать от оставшихся.
Образ Лиз проносится перед глазами перед тем, как я с тошнотворным хрустом падаю на землю, и все погружается во тьму.
Лиз
Я кричу от ужаса, когда могучее тело Раахоша падает с обрыва вместе с тварями, и бросаюсь к краю обрыва. Раахош упал по меньшей мере с девятиметровой высоты и теперь лежит спиной на снегу, его нога вывернута под неестественным углом. Одного метлака придавило телом Раахоша, других разбросало неподалеку. Никто не шевелится, весь снег забрызган кровью, и я не могу сказать, жив Раахош или мертв. «Я не могу оставаться здесь одна. Нет! Я не могу потерять его».
Меня охватывает паника. У меня осталась одна стрела против трех существ и их детеныша, который все еще резвится в снегу, как будто все происходящее – игра. Я не знаю, что делать. Они продолжают наступать, я вижу их смертоносные когти, и мохнатые физиономии, которые приобретают все более и более зловещее выражение по мере приближения.
Они убили Раахоша. Гребаные ублюдки!
Последняя стрела дрожит в руке… как вдруг меня осеняет идея. Я отбрасываю лук и хватаю резвящегося неподалеку детеныша. Приставляю стрелу к его горлу и крепко прижимаю к себе. Заложник – мой единственный шанс выжить, но я не знаю, достаточно ли умны эти существа, чтобы правильно оценить ситуацию. Их лица отдаленно похожи на человеческие, но я могу ошибаться. Они могут пялиться, как ни в чем не бывало, а потом напасть и перегрызть мне горло.
Однако они кричат и замирают, когда я хватаю детеныша. Он вырывается из моих рук, впиваясь в них когтями, но я прижимаю стрелу к его горлу в полной решимости. Твари наблюдают за мной дикими глазами, издавая странные щебечущие звуки, а детеныш им отвечает.
Это… может сработать.
Окидываю взглядом обрыв, отчаянно пытаясь найти безопасный путь вниз. Я должна добраться до Раахоша. Должна. Убеждаю себя, что, если смогу добраться до него, смогу его спасти. Он должен знать, что я не ненавижу его, а просто растеряна и несчастна, но его улыбка делает это мир не таким уж плохим…
Делаю несколько шагов вдоль края, ища путь вниз и не сводя глаз с метлаков. Замечаю нечто вроде тропы и направляюсь к ней. Заложник извивается и царапает мои и без того израненные руки. Метлаки корчатся на снегу, наблюдая за мной хищными взглядами.
– Раахош, – зову я, надеясь, что он ответит, не желая верить своим глазам. Но в ответ только тишина.
Я снова отчаянно выкрикиваю его имя, соскальзывая вниз по крутой тропинке.
– Раахош! Пожалуйста! Ответь мне!
«Тропинка» обрывается на небольшой высоте, и мы с пленником пролетаем последние полметра, приземляясь в густой снег. Пока я тяжело дышу, лежа на спине, детеныш поднимается и бросается прочь от скалы вместо того, чтобы вернуться к своим родителям. Он растворяется в снегах, и я уже подумываю погнаться за ним, но потом поднимаюсь и, прихватив стрелу, бросаюсь к Раахошу.
– Раахош? – я прижимаю руку к его груди. Его глаза закрыты, а изо рта струится кровь. Рядом с его головой образовалась небольшая лужица крови, и при виде нее я начинаю всхлипывать. Прижимаюсь к защитной пластине над сердцем и слышу, как оно бьется, медленно и ровно.
Ах, слава Богу! На мгновение мне хочется обнять его за большую синюю шею и разрыдаться, но я не свожу глаз со скалы и сжимаю в руке стрелу, не зная, последуют ли остальные за мной и детенышем.
Все тихо. Еще пару минут я сижу наготове возле Раахоша и жду. Ничего не происходит. Я могу и дальше так выжидать или помочь Раахошу. Перевожу взгляд на него и ощупываю дрожащими руками, пытаясь оценить повреждения. Нога явно сломана, а дыхание слабое, не могу сказать, переломаны ли у него ребра или есть травмы похуже. Стараюсь не думать об этом. Его паразит пробуждается от моего прикосновения, и я надеюсь, что это хороший знак.
– Я вытащу тебя отсюда, – шепчу я бессознательному телу. – Ты можешь на меня положиться. Все будет хорошо.
Как же я хочу, чтобы он очнулся и улыбнулся мне. Или нахмурился. Сделал что угодно. Но он лежит неподвижно.
Один из метлаков начинает дергаться, крича от боли. Я оборачиваюсь, застигнутая врасплох, и шарю руками в поисках оружия. При мне только стрела, да и та без лука. Он остался на вершине скалы.
Существо не поднимается. Оно издает жалобный крик и судорожно подергивается, его бедра расположены под неестественным углом. Я замечаю, что еще один метлак пришел в себя и зашевелился. Поднимаю глаза, чтобы посмотреть, не вернутся ли остальные, но их нет и в помине.
Полагаю, они оставили раненых умирать.
Мое сердце сжимается. Я не пожелала бы такого даже врагу. Их крики разрывают мне сердце, и, оглянувшись, я замечаю клинок Раахоша в нескольких шагах от меня. Беру его и встаю над одним из раненых метлаков. Их пятеро, но шевелятся только двое. Я не знаю, погибли ли остальные и понятия не имею, что буду делать, если они очнутся и нападут.
У меня нет выбора, поэтому я опускаюсь на колени возле первого.
– Мне жаль, – и сказав это, я перерезаю ему горло. Успокаиваю себя тем, что это убийство из сострадания. В дикой природе действует правило «убей или умри», а это существо ранено так, что не сможет подняться и доковылять до дома. Но эти мысли не приносят облегчения. Было проще убивать их, когда они нападали, не давая времени на раздумья. Перехожу к следующему, он не шевелится, но я все равно перерезаю ему горло, чтобы подстраховаться. Закончив с последним,