— Да что вы там говорите! — встрял Дормидонтов. — А что это за приказ никого не впускать в комнату? Что за чушь? Вы понимаете, что вы натворили? Вы нас отбросили не на исходные позиции, а ещё дальше. Бехтерев теперь не у нас в руках, единственный свидетель сбежал, и у нас остались только ваши слова о том, что он вам рассказал. Вы можете объяснить, зачем вы дали такие указания?

— По моим расчётам, — тихо и медленно проговорил Кромов, глядя в пол, — так… так было бы лучше.

— Что лучше? Для кого лучше? Для нашего дела это явно не лучше! — Дормидонтов со злостью посмотрел на Кромова, потом на меня, потом обернулся ко всем остальным и махнул в нашу сторону рукой. — Посмотрите господа, чиновник департамента полиции оказывается, не может додуматься до такой простой мысли, что охраняемый субъект должен находиться в поле зрения стражника, если у этого субъекта есть возможность покинуть комнату!

— Хочу напомнить, — Брюсов шагнул к нам, — что я с самого начала был категорически против привлечения к этому делу человека со стороны.

— И оказались правы! — Дормидонтов рубил рукой воздух. — Правы тысячу раз! И дернула же нас нелёгкая…

— Хватит, господин капитан! — я хоть и достаточно сдержанный человек, но Дормидонтов и Брюсов превысили мою меру терпения. — Хочу вам напомнить: всё, что мы знаем по этому делу — результат усилий господина Кромова. Если бы не он, вы так бы и бегали по городу, разыскивая вашего мифического Дюмонтье. А ваша помощь, Яков Иванович, заключается только в том, что вы бросаете на всех презрительные взгляды и высокомерно фыркаете, что, позвольте вам сказать, если вы сами об этом не догадываетесь, делу нисколько не помогает.

Брюсов вытянулся как струна и стал сверлить меня возмущённым взглядом, Дормидонтов, по своему обыкновению, сжал кулаки, запыхтел как самовар, и двинулся ко мне.

— Довольно! — Уваров встал между нами и оттолкнул рукой Дормидонтова, — А ну, сдайте назад капитан! Хватит между собой собачиться! Яков Иванович, и вы отойдите. Важин, два шага назад!

Я отступил, Дормидонтов вынул платок, яростно вытер вспотевшую физиономию, но сделал шаг назад. Дворецкий обвел всех высокомерным взглядом, и то же отступил.

— Вот и хорошо. Вопрос сейчас не в том, кто виноват. Вопрос в том, что теперь мы должны делать?

После этого вопроса Уварова в холле повисла тишина. Все переглядывались друг с другом, однако никто не произносил ни слова.

— Господа, — нарушил тишину князь Вышатов, — мы будем выполнять то, что решили. Вы, господа офицеры, отправляйтесь искать Бехтерева. Правда теперь это будет нелегко. Попробуйте узнать, где в последнее время бывал поручик, зайдите на квартиру к Лядову, я велел ему приглядывать за Бехтеревым, он должен знать, где тот проводил время.

— Я уже посылал за ним, — проворчал Дормидонтов, — сказали, что он сегодня домой ещё не возвращался. Не знаю, где его носит.

— Яков Александрович и Ипполит. Вы берите все деньги, что мы собрали. Обходите все ювелирные мастерские и лавки, попытайтесь организовать изготовление копии. Это всё, что мы можем сделать. Ну а вы, Пётр Михайлович, можете идти. Увы, ваши действия не принесли никакого положительного результата, скорее даже наоборот. Напомню вам мою просьбу: при любом развитии событий не распространятся об этом деле. В этом, надеюсь, я могу на вас рассчитывать? Считайте, что вы не принимали в этом никакого участия.

Во время этой речи Кромов то бледнел, то краснел, губы его слегка подрагивали, мне показалось, он хотел что-то ответить, однако князь уже повернулся к нему спиной. Пётр Михайлович посмотрел на меня, на остальных, развернулся, взял с вешалки своё пальто и вышел на улицу.

— Собираемся! — скомандовал Дормидонтов. — Мы в одном экипаже, ты, Ипполит, с Яковом Ивановичем в другом.

— А вы что застыли, Важин? — обратился ко мне Уваров.

— Не желаете с нами ехать? — усмехнулся Дормидонтов.

— Может, господин Важин отправится с нами? — спросил Ипполит, — нас будет только двое, ещё один человек нам будет очень кстати.

Все посмотрели на меня.

— Извините господа, я думаю мне тоже лучше уйти.

И, не дожидаясь ответа, я вышел.

На улице уже было довольно темно. Я огляделся. Кромова я заметил на другой стороне площади. Он стоял, прислонившись спиной к уличному фонарю, и глядел на Набережный дворец. Я пересёк площадь и подошёл к нему. Кромов печально улыбнулся.

— Вы то же ушли?

— Да. Мне кажется, там я буду совершенно бесполезен.

— Выезжают, — произнёс Пётр Михайлович.

Я оглянулся. Из ворот Набережного дворца выехали два закрытых экипажа. Один повернул направо, второй с грохотом промчался мимо нас и скрылся в городской темноте.

— Получается, — разочарованно произнёс я, — наша теория не подтвердилась. Бехтерев сбежал. Значит он не орудие в руках преступника, а член их шайки. И сейчас, видимо, уже встретился со своим сообщником. Выходит, он сам выбросил алмаз в окно, а рассказ про тайник был просто для отвода глаз. И все, кого мы подозревали, тут не при чём. Хотя, — продолжал я, — и в этой версии не все складно. Зачем тогда ему были нужны эти письма?

— У меня такое ощущение, — Кромов снял очки и стал протирать их платком, — что я что-то не додумал. Не обратил на что-то внимание.

— Лядов и княжна Вышатова?

— Нет.

— Филя — Филипп?

— Нет.

— Может что-то в рассказе Дарьи?

— Нет. Ещё когда вы мне рассказывали о случившемся, мне показалось что в общей обстановке что-то не так как обычно, не так, как должно было бы быть.

— Да перестаньте вы так яростно тереть свои очки, сломаете.

Я в раздумье прошёлся по тротуару и поглядел на Кромова. Тот смотрел на дворец, как будто хотел выудить из него какую-либо тайну.

— Что теперь будем делать? Может, тоже отправимся на поиски Бехтерева?

В ответ он покачал головой.

— Ответы на наши вопросы находятся здесь, — Кромов показал тростью на Набережный дворец, очертания которого уже начинали тонуть в темноте наступающего вечера.

В последующие четверть часа я не смог больше выудить из него ни слова. Я прогуливался по площади, обдумывал все, что нам известно, старался найти для нас зацепку в этом деле, но всё тщетно.

— Послушайте, — сказал я, в очередной раз подходя к моему товарищу, все так же неподвижно стоявшему у столба, — мы будем что-либо предпринимать? Я не знаю, что делать, если вы тоже, то давайте отправимся домой.

— Да, идите. Я ещё подумаю.

— Здесь?

— Здесь.

Я решил не брать извозчика и отправился пешком. Отойдя на некоторое расстояние, я оглянулся. Кромов по-прежнему стоял, опершись спиной о столб, и глядел на окна Набережного дворца. Я, не спеша, шагал по вечернему городу. Воздух был свежий, на улицах было тихо, и торопиться мне совершенно не хотелось, так что до дома я добрался только около десяти часов вечера.