Марк не мог покинуть Рим в связи с государственными делами, поэтому он отправил Луция в Сирию, чтобы тот принял на себя командование войсками, сосредоточенными на Востоке. Однако путешествие, которое должно было занять несколько недель, вылилось в девять месяцев. Историки заявляют, что Луций якобы все время проводил в пирах и на охоте. Марк сопровождал его до Капуи, города в Южной Италии, и затем вернулся в Рим. Как только его старший брат скрылся из виду, Луций начал ходить по «всем виллам и набивать свое брюхо», пока ему не стало так плохо, что Марку пришлось спешно броситься к нему на помощь в близлежащую Канозу. Как мы убедились, наслаждения могут повлечь за собой плачевные последствия, если мы не проявим осторожность. Отдаваясь во власть наслаждениям без меры, Луций пустил на самотек как дела империи, так и собственное благополучие. В «Жизнеописаниях Августов» императору Луцию дается очень жесткая оценка, главным образом потому что в Сирии, куда он наконец добрался, на протяжении Парфянской войны, вдали от контроля брата Марка, проявились его самые слабые черты и худшие стороны его характера.

Достигнув Антиохии, столицы Сирии, подальше от всевидящего ока Марка, он полностью ударился в разгульную жизнь. Чтобы потешить свою возлюбленную Пантею, сбрил бороду. Это еще раз подтверждало, что он окончательно отказался от философии, предпочтя ей жизнь, полную наслаждений. После многолетних гонений при прежних режимах борода философа стала неожиданно политизированным символом. По крайней мере, для некоторых людей сбрить ее означало отказаться от своих самых заветных ценностей и убеждений. Несколькими поколениями ранее, предположительно во время гонений на философов при императоре Домициане, Эпиктет в знак протеста заявил, что, если власти хотят отрезать ему бороду, пусть сначала отрежут ему голову.

Марк еще до приезда Луция отправил в Сирию строгого командира Авидия Кассия для наведения порядка и командования войсками. Ему пришлось вытаскивать разбредшихся легионеров восточного фронта из борделей и питейных заведений, попутно выбивая цветочки из их шевелюр. Когда же туда прибыл Луций, его приближенные заняли места в увеселительных заведениях и на курортах Востока. Ходили слухи, что Луций в Сирии вступал в многочисленные любовные связи с женщинами и молодыми людьми, изменяя своей жене Луцилле, дочери Марка. Там же он приобрел привычку ночи напролет играть в кости. До поздней ночи шлялся по тавернам и борделям в одежде простолюдина и, напившись, затевал драки и приходил домой в синяках. В харчевнях пьяный Луций любил бросать монеты в стеклянные чашки, чем спровоцировал ряд скандалов. Во время пира он так напивался, что буквально засыпал за столом, и его уносили в спальню слуги.

Луций прославился своей любовью к выпивке. По имеющимся сведениям, он, возможно, страдал алкоголизмом, который сопровождался сиптомами тревоги и депрессии. Во время Парфянской войны, например, в своем письме Фронтону он жаловался на депрессию: «День и ночь меня снедала тревога, приводя в отчаянье, мне уже стало казаться, что все кончено». Скорее всего, он имел в виду сложную ситуацию с парфянами, но явно переживал эмоциональный дистресс. Беспробудное пьянство, случайные половые связи, азартные игры и пирушки стали способом, хоть и сомнительным, справиться с налагаемой на него ответственностью. Стоики считали, что такие удовольствия, как секс, еда и даже алкоголь, имеют право на существование, сами по себе они ни плохи, ни хороши. Но если к ним пристраститься, они могут стать нездоровыми. Поэтому мудрый человек ограничивает свои желания, тем самым проявляя добродетель уверенности: «Всего в меру». Когда достижение приятных ощущений становится важнее личного блага и блага своей семьи, это превращается в катастрофу. Между здоровыми и нездоровыми желаниями лежит пропасть. Наверняка Луций перешел эту грань.

После того как римляне одержали победу над парфянами в шестилетней войне, Луций окончательно вернулся из Сирии, чтобы отпраздновать свой триумф с Марком. Но вернувшись в Рим, он продолжал деградировать, уже не оглядываясь на своего старшего брата. Народ шутил, что Луций, наверное, нашел актеров, чтобы привезти с Востока домой в качестве рабов, а не парфянских солдат. Несмотря на это, Луций без тени смущения пригласил Фронтона, великого ритора, написать историю войны, в которой ему, Луцию, воздавалось бы должное за все достижения империи. Истинное же положение дел было таково: Луций покинул Авидия Кассия и других военачальников и держался подальше от военных действий, путешествуя по округе как знаменитость, сопровождаемая свитой нахлебников. Как мы далее убедимся, такая халатность вылилась в серьезные последствия. Авидий Кассий сумел занять его место, и в восточных провинциях он постепенно обретал такую же власть, как у императора.

Прошло совсем немного времени после того, как Луций вернулся домой, когда на северной границе разразилась Первая маркоманская война. На этот раз оба императора вместе покинули Рим, облачившись в военную форму. По всей видимости, Марк не хотел отпускать брата одного, но и оставлять его без присмотра в Риме он опасался. Луций хотел остаться в Аквилее, городке на севере Италии, где он мог охотиться и пировать, но Марк настоял на том, чтобы они отправились через Альпы в Паннонию, которую захватили маркоманы и их союзники. После того как римляне отразили первую атаку варваров, оба императора по настоянию Луция вернулись в Аквилею, так как тот не хотел удаляться от Рима. Однако в начале 169 года н. э. Луций внезапно упал в обморок и через три дня умер, не перенеся кровопускания, которое ему сделали врачи. Никто не знает точно, что именно стало причиной смерти. Ходили даже слухи, что его отравили по приказу Марка. Однако потеря сознания, утрата способности говорить и внезапная смерть были признаками чумы, которая в то время свирепствовала в близлежащих городах и легионерских лагерях. Как ни странно, хотя Луций был моложе и крепче Марка, он прожил только до тридцати девяти лет, в то время как Марк, известный своим слабым здоровьем, дотянул почти до шестидесяти.

Можно подумать, что Марк был рад избавиться от своего беспутного брата, но он наверняка горько оплакивал эту утрату. А произошло это во время нарастающего кризиса, когда болезнь распространилась по всей империи, и Марк был вынужден впервые покинуть Рим, чтобы принять на себя командование войсками на северной границе. Должно быть, он чувствовал усиление изоляции, опасность со стороны врагов и невероятное политическое давление. Правда мы увидим, что именно в условиях этих тяжелых испытаний и родились «Размышления».

Ранее мы говорили о «Выборе Геракла» Продика, но Марк в своих записях приводит еще одну известную аллегорию о желаниях. Это одна из басен Эзопа: «Мышь полевая и мышь городская». Однажды городская мышь пришла в гости к своей кузине, живущей в деревне, где та угостила ее простой и грубой пищей – коркой хлеба и сырым овсом. Городская мышь стала смеяться над примитивным вкусом кузины и ее крестьянским угощением, а затем хвастаться роскошью и изобилием, которые можно найти в городе. Она стала уговаривать полевую мышь приехать к ней в город в гости, чтобы увидеть, какой должна быть хорошая жизнь. Деревенская мышь согласилась, и они пошли в дом городской мыши, где та устроилась по-царски и тайком таскала лучшие объедки с хозяйского стола. Но две собаки услышали, как они скребутся, и с лаем ворвались в комнату, отчего мышки заметались в поисках укрытия и спасения своих жизней.