вас будет время заняться этим на работе. Правда, Люк? Мы легко можем ее подменить на полчаса. Нужно, чтобы наш штат знали в лицо. Это поможет нам внедриться в местное общество.

Я издаю нервный смешок. Не только написать, но еще и прочитать это со сцены?

И мне подумалось, что Лукас Маккарти свысока смотрит на идею об общении клиентов со штатом паба. Он предпочел бы проводить время, разгуливая в куртке «Белстафф» со сворой английских гончих, следующих за ним, и масляным фонарем в руках.

Девлин снова поворачивается ко мне:

– Я буду брать людей на испытательный срок. И возьму на постоянную работу, только если вы почувствуете, что сработаетесь с ними. Думаю, совместимость очень важна. За вами последнее слово.

Голова Девлина дергается, а глаза сужаются. Не сомневаюсь, что у меня за спиной Лукас строит ему гримасу: «ТЫ СОВСЕМ СПЯТИЛ!»

– Пошли, Кит, – говорит Лукас. – Ты проводишь Джорджину? – спрашивает он брата. – До понедельника, – обращается он ко мне, и я киваю.

Такой любезности я не ожидала. По-видимому, братья Маккарти, несмотря на небрежность в одежде и раскованное поведение, придают большое значение хорошим манерам.

– Вы привыкнете к этому угрюмому типу, – говорит Дев после того, как закрылась дверь за Лукасом.

– Вы оба живете в пабе? – спрашиваю я, чтобы сменить тему. Дело в том, что насчет привыкания к «угрюмому типу» нужно поразмыслить, когда я буду одна.

– Нет, наверху квартира с одной спальней, и там живет Люк. А я снял себе квартиру за углом.

Значит, Лукас будет тут маячить почти все время.

– А о чем вы собираетесь написать? – спрашивает Девлин, указывая на афишу. – Что-нибудь постыдное? А я никогда в жизни не делал ничего постыдного. – Он усмехается.

Я сглатываю слюну.

– Я тоже.

15

Если вы растете в семье, где у родителей несчастливый брак, то принимаете это и работаете над этим. Вы не говорите об этом прямо и не ожидаете, что все вдруг изменится. Это все равно что ждать, чтобы низкие потолки у вас в доме стали высокими. Вы покорно принимаете свою судьбу. Я расстраивалась, только когда бывала в гостях у подруги, у которой мама с папой дружелюбно спорили, без злости и повышенных децибел. Значит, такой брак возможен, думала я?

Когда я была маленькой, то сопровождала папу в его субботних вылазках – в универмаги «Умелые руки», к его другу Грэхему, в музыкальные магазины за джазовыми пластинками, на футбольные матчи, в дешевую лавочку за жареной рыбой с картошкой на ужин. Мне никогда не бывало скучно, и я сама набивалась в спутники. Поначалу Эстер тоже приглашали, но она ясно дала понять, что ей это неинтересно и она предпочитает заниматься своими делами.

Мне нравилось смотреть из окошка автомобиля, подпрыгивая на сиденье и держась за папину руку. Ноги у меня болтались, так как еще не доставали до пола.

Надо мной сюсюкали кассирши и продавщицы. Я никогда не была «девчоночьей» девочкой и предпочитала брюки и толстовки с изображениями супергероев. Почему-то это вызывало еще больше сюсюканья.

Не помню, с чего началась эта традиция, но часто папа, закончив какую-нибудь работу по дому, говорил:

– Куда, капитан?

Это означало выход в свет. С учетом возможностей города и бюджета я могла получить все, что хочу. Это было так волнующе! Только вообразите: ребенок у руля до самого вечера!

– Шоколадный пудинг?

Мы отправлялись в кафе универмага, и я получала башню из мусса с вафлей в форме веера, а папа прихлебывал из чашки чай.

– Приключение с полетом.

– «Бэтмен» в местном кинотеатре и попкорн.

– Катание на коньках.

Я неуверенно выписывала бесконечные круги на катке. Ботинки, взятые напрокат, были так туго зашнурованы, что врезались в тело. Папа в это время читал газету.

Затем последовал переходный возраст, когда я стала слишком большой для наших суббот. Папа бренчал своими ключами в прихожей, и ему приходилось перекрикивать гремящую музыку:

– Ты идешь – или как, Джорджина?

Мама отрезала:

– Черт возьми, конечно, она не пойдет с тобой в фермерский магазин, Джон.

Я чувствовала себя слишком взрослой для наших походов, но и слишком юной, чтобы отказаться. В результате мы с папой, выполнив свои поручения, встречались за латте, макиато и бисквитами с яркой глазурью.

Однажды, промозглой зимой, когда мне было пятнадцать, в голову пришла другая идея. К пяти часам вечера стемнело, и мама с Эстер пошли за покупками и еще не вернулись.

– Мы можем где-нибудь поесть карри?

Мама терпеть не могла острую пищу, и мне лишь изредка доводилось отведать еду навынос из индийского ресторана. Папа и глазом не моргнул:

– Сегодня суббота. Ты капитан.

Когда взрослый говорит «да» на твою спонтанную идею, ощущаешь такую свободу! Мама всегда находила пять причин, чтобы отказать: «Может быть, в другой раз». Папа понимал меня, а я понимала его.

Мы пошли в одно заведение на Глоссоп-роуд, которого теперь больше нет. Папа надел очки для чтения и с авторитетным видом изучал внушительный выбор известных блюд, сорта хлеба, а также йогурты, чтобы «потушить пламя».

И сегодня (хотя я ценю индийский ресторан с коктейлями ласси, колониальными веерами и стильным интерьером) на самом деле мне хочется неоновой вывески, флоковых обоев, обжигающего карри, мелодии ситара, горячих полотенец лимонного цвета и щипцов. Это мое возвращение в прошлое по Прусту.

Как только я подцепила кусочек пападама и окунула его в чатни[55] с манго и острый маринад с лаймом, я поняла, что буду фанатом карри.

– Но ты же почти не притронулся к этому блюду! – сказала я, поглощая тикка масала, в то время как папа распространялся о прелести перехода к более интересным блюдам, когда закончится мой срок подмастерья.

– Оно не нравится твоей маме.

– Разве ты не скучаешь по этой еде?

Папа улыбнулся:

– Брак – это компромисс. Когда-нибудь ты это поймешь.

– Я не выйду замуж за того, кто не любит карри. Ни в коем случае.

Мама обычно терпела наши вылазки, находя в них положительные стороны. Но я помню наше возвращение в тот вечер. Она была в ярости.

Папа не предупредил ее, она зря приготовила цветную капусту с сыром, от нашей одежды «воняет» и ее придется стирать, почему не пригласили Эстер, почему мы не устроили семейный обед, сколько это стоило.

Сначала я пыталась умилостивить ее, но, когда это не удалось, скользнула вверх по лестнице и оставила их разбираться.

Эстер вернулась из Йорка после своего первого семестра. Насколько я понимаю, она проводила там время, общаясь с более шикарными людьми и стыдясь нас. Она вылетела из