— Денег в бумажнике — кот наплакал, — спокойно проговорил он, глядя прямо перед собой. — Трубки, ту, что в нагрудном кармане, и вторую, в бардачке, брать настоятельно не советую. По ним тебя на раз-два вычислят. Часы, — приподнял левую руку, — тоже не стоит, наградные, с гравировкой.

— Я же тебе их и вручал, — донеслось сзади. — От имени и по поручению. Рад, что до сих пор носишь.

— Командир?

— Я, Тема, я. Или ты уже не Артем, а какой-нибудь Артур?

— Артем, — вздохнул водитель. — Был и есть. Могу я полюбопытствовать…

— Перековался в грабители на старости лет, — хмыкнул Большаков. — Нам бы поговорить.

— Ко мне? — Водитель включил левый поворот.

— Не стоит. Дом-то у тебя небось ведомственный?

— Ну, да.

— СК[22] тоже не вариант.

— Как все сурово, — пробормотал водитель по имени Артем. — Ладно, есть тут одно тихое место, — и тут же куда-то отзвонился.

Несмотря на вечернее время, жизнь в торговых рядах у автовокзала била ключом. Громко рекламировали товар продавцы, отчаянно торговались покупатели, навязчиво били в уши песни: бесконечная и заунывная, с переливами на местной мове, как будто кто-то крепко прихватил за тестикулы исполнителя и тащил куда-то. И чисто конкретная на русском о тяжкой доле правильного пацана, у которого любимая перманентно в тоске, а сам он в федеральном розыске.

Миновали обувные, кальсонно-носочные, тюбетейно-шляпные ряды и оказались перед входом в небольшое кафе. Куда и зашли с заднего хода, причем дверь Артем открыл собственным ключом. Прошли полутемным коридором и остановились перед обитой дерматином дверью. Не запертой.

— А здесь мило, — заметил, войдя, Большаков. — Простенько и без излишеств.

Именно так: стол с четырьмя стульями, раковина в углу и дверь рядом. В туалет, наверное.

— Я сам закажу. — Артем нажал на кнопку на столешнице.

— И выпить чего-нибудь возьми.

— Это обязательно?

— Ты что, ислам принял? — удивился Большаков. — Жен четырех завел, наложниц с десяток. Шастаешь по дому в халате да при тюбетейке. Завязал со спиртным и начал пыхать.

— Отвечаю по порядку, — флегматично отозвался сидящий напротив. — Ислам я не принял, жена у меня одна-единственная. Кстати, из местных.

— И как?

— Не нарадуюсь: мужа не пилит, истерик не закатывает, в дела не лезет. Лишнего тоже не болтает.

— А где предыдущая супруга?

— Не здесь, — последовал краткий ответ. Видимо, говорить об этом ему не слишком хотелось.

— Все это, конечно, ужасно интересно, но почему выпить-то не хочешь?

— Боюсь не удержаться и ужраться в хлам, — сознался Артем.

— Это еще почему?

— А очень хочется.

И тут же бегло, на безукоризненном языке титульной нации озвучил заказ представителю этой самой титульной нации, пузатому коротышке в условно белом халате.

— Чу́дно, — заметил Большаков. — То, что доктор прописал.

Из всего только что сказанного он понял одно-единственное слово. И это слово было «коньяк».

— Как получилось, Тема, что ты здесь застрял? Уезжал же ненадолго, через неделю-вторую обещал вернуться.

— Так получилось, — вздохнул Артем. — Папа умер, мама слегла, супруга резко стартовала на историческую родину.

— На Украину? Под Харьков, если не ошибаюсь?

— На мою историческую родину. Быстренько там со мной развелась, порвала сразу все контакты, хотя фамилию сохранила.

— И где сейчас фрау Райх? Что поделывает?

— Говорят, в Мюнхене. Проводит тренинги личностного роста среди эмигрантов.

— Круто. Ну, а потом?..

— А что потом-то? Мама до сих пор жива, правда, в основном лежит. При этом давление у нее стабильно сто двадцать на семьдесят и сердце работает как часы. Никого, естественно, не узнает и совершенно не соображает. Нуждается в постоянном присмотре, особенно когда изредка встает.

— Вот как?

— Ага. В этом году трижды заливала соседей и один раз едва не взорвала дом — чайку надумала попить. Вот я и пошел служить, а что еще оставалось?

— Ты все еще в разведке?

— А почему ты об этом спрашиваешь, командир? — насторожился Артем.

— Ответь еще на пару вопросов, и я все тебе объясню.

— В контрразведке, у нас обе службы объединены в одно министерство. Вы в курсе, наверное.

— В курсе, но все равно странно.

— Ничего странного, я же немец, хоть и из местных, — пояснил Райх. — Когда все начиналось, основное финансирование пришлось как раз на разведку. Туда-то и потянулись все блатные и просто романтики из хороших семей. А мне осталось то, что осталось.

— Вопрос номер два: почему так тянет нажраться?

— Вскоре, жопой чувствую, должно произойти что-то крайне мерзкое. — Посмотрел с тоской на графин, махнул рукой и налил обоим. Тут же выпил в одно лицо сам и снова налил.

— Есть какие-то факты или просто?..

— Просто чувствую, ну и так, кое-что по мелочам, — уныло произнес бывший советский немец и боец из группы Большакова. — А почему спрашиваешь? Что-то знаешь?

— Что-то, получается, знаю, бдительный ты наш. Слушай.

* * *

— Черт, — нарушил тишину Райх. — Это даже хуже, чем я мог предположить. С доказательствами, так понимаю, полный порядок?

— Полнейший, — подтвердил Большаков. — Читаю на твоем простом и честном лице искреннее желание немедленно обо всем об этом доложить по команде.

— Очень хочется, — сознался Артем. — Только, знаешь, некому.

— Это как?

— Да так. Первый номер в нашем департаменте — близкий родственник президента. Беззаветно ему предан, что ежеминутно всем и каждому демонстрирует. В профессии — ноль полный. С грехом пополам окончил в восьмидесятых мелиоративный техникум и вплоть до начала девяностых трудился в комсомоле. В девяностые прикупил корочки доктора экономических наук и ушел в бизнес. С успехом проторговался. На нынешнем посту — с середины нулевых. Если выйти со всем этим на него, тут же побежит докладывать президенту, а потом устроит совещание часа на четыре.

— Может, и к лучшему. Значит, президент не полетит в Китай.

— Он уже там.

— Грустно. А номер второй?

— Точнее, номера второй и третий. Во исполнение политики сдерживания и противовесов на эти посты назначены представители двух основных кланов, не очень дружеских.