Тут на дорогу выбрела нетрезвая компания, распевавшая песни о Бахусе. Один из прохожих позвал меня выпить с ним.

— Иди сюда, прелестная царица Египта. Ты еще много чего не знаешь о римлянах.

Достаточно насмотревшись на похотливых мужланов рядом с отцом, я понимала: достаточно не смотреть им в глаза и все обойдется. Таким образом мне удалось миновать уже несколько пьяниц. Но вот на локте сомкнулась чья-то рука, и я не успела вывернуться.

— Пусти!

— А что такого? Краситься тебе уже разрешают!

Мужчина грубо прижался ртом к моему лицу. А потом под хохот приятелей потащил к ближайшим деревьям. Я завизжала. Голоса долетали уже откуда-то издали. Приятели оставляют его, чтобы не вмешиваться, мелькнуло у меня в голове.

Несмотря на отчаянные пинки по голеням, пьяница поверг меня наземь и навалился сверху тяжелым животом. Церемониальный передник уже не скрывал его грязных желаний. Мужлан потянулся вниз, к подолу моей туники. Я отвернулась, чтобы еще раз крикнуть, как вдруг над нами нависла какая-то тень. Блеснуло лезвие, и нападавший сразу обмяк. Не раздумывая ни секунды, я выбралась из сумрака на мостовую и припустила бегом вниз по склону. Но, едва ступив на порог святилища, вновь ощутила хватку на своем локте — и вновь завизжала. Сзади послышалось:

— Что ты себе позволяешь?

Дрожа от испуга, я обернулась, и Юба принялся трясти меня за плечи.

— Зачем ты здесь?! — кричал он.

— Просто…

— Попробуй только соврать. — Не дождавшись ответа, он предположил: — Ты собиралась в храм Исиды.

Должно быть, мои глаза невольно выдали правду. Соглядатай Цезаря потащил меня вверх по холму.

— Больно! — воскликнула я.

— Ты же была готова к худшему.

— Куда мы идем?

У меня постыдно дрогнул голос. Юба молчал, и я совсем уже тихо спросила:

— Ты убил этого человека?

— Что, было бы лучше оставить его в живых?

Он продолжал шагать, все сильнее сжимая руку. Я попыталась вырваться.

— Не смей прикасаться к царевне!

— А что тебя делает царевной? — осведомился он.

Я вскинула голову.

— Образование.

— Нет, — усмехнулся Юба. — Золото! Думаешь, этот верховный жрец по доброте душевной решил помочь тебе вернуться на родину? Не отпирайся, я видел вас в храме и сразу понял, что у него на уме. Получить с тебя плату. Или так, — его взгляд задержался на диадеме, — или иначе. — Он указал глазами на разорванный край туники.

Я помотала головой.

— Нет. Только не жрец Исиды.

— Ну конечно. И не гражданин Рима. Ты хоть понимаешь, чего сейчас избежала?

— Разумеется!

— Тогда пойми еще одну вещь…

Юба остановился. Мы оказались так близко, что я отчетливо видела, как вздымаются и опадают от гнева его напряженные мускулы.

— Если женщина бродит по улице в одиночку, ее похищают и продают как рабыню. Доныне Фортуна была к тебе благосклонна, хотя не могу представить, ради чего ей заниматься столь избалованной девчонкой. Брат здесь, под боком. В храме Сатурна лежат приличные деньги на все твои прихоти…

— Нет у меня никаких денег!

— Конечно есть! — огрызнулся он. — Я сам их туда относил. В отличие от многих из нас, захваченных в плен, твоему величеству не придется марать руки для того, чтобы выжить в Риме. Даже Октавия желает тебе добра. Пойми наконец, улыбки Фортуны не длятся вечно. Поэтому если вдруг я услышу, что твое имя связывают с побегом или каким-нибудь мятежом… В следующий раз выпутывайся сама.

Он отпустил мою руку. Я отшатнулась и с горечью произнесла:

— Надо же, сколько преданности Октавиану!

Несмотря на презрение, прозвучавшее в этих словах, Юба лишь улыбнулся.

— Правильно. Все мы — под властью Цезаря.

— Но не я!

— Ты тоже, царевна.

Мимо прошли мужчины, одетые фараонами, но ни один из них даже не посмотрел в мою сторону. Опасливо покосившись на моего спутника, все торопились отойти подальше. Юба взял мою руку, и мы опять зашагали по направлению к Палатину.

— Куда ты меня ведешь?

— Возвращаю на место, — отрезал он.

В вестибуле навстречу нам раздался чей-то быстрый топот, и у меня внутри похолодело.

— Селена! — Октавия приложила руку к груди. За ее спиной появились Марцелл с Александром. — Мы повсюду тебя искали! Думали даже, что… — Тут она с подозрением посмотрела на Юбу. — Ты ведь не собиралась бежать?

— Нет, она хотела принести жертву Юпитеру, — отвечал мой спутник. — Мы повстречались у храма.

Октавия ласково заглянула в мои глаза — и не проронила ни слова упрека, хотя прекрасно поняла, как было на самом деле.

Когда все ушли, Александр уставился на меня.

— Ты ведь правда не…

Я отвернулась и нетвердым шагом пошла в нашу комнату.

— Мне передали послание из Египта.

Брат быстро захлопнул дверь.

— Как это?

— В храме Юпитера к нам подходил верховный жрец Исиды и Сераписа, он дал мне записку.

При свете лампы лицо Александра казалось бледным, словно у призрака.

— И ты собиралась отправиться через весь Рим, чтобы с ним поболтать? И даже не рассказала!

— Ты бы меня отговаривал.

— Еще бы! Боже, Селена. Как можно быть такой глупой? Птолемеи больше не правят в Египте. Все кончено.

— Ничего не кончено, — возразила я, стягивая парик; от усталости не хотелось даже возиться с туникой и смывать краску. — Покуда мы живы…

За дверью послышался шорох, а потом негромкий стук. Александр беспокойно взглянул на меня и сказал:

— Войдите.

Мы тут же бросились по кушеткам и спрятались под одеялами.

На пороге возникла Октавия — должно быть, решила все-таки пожурить меня за проступок. Она поставила свою лампу на столик со стороны Александра и опустилась на край его кушетки, так чтобы видеть нас обоих. Я затаила дыхание.

— Завтра начнется учеба, — мягко проговорила сестра Цезаря. — Галлия отведет вас на Форум, к святилищу Венеры Родительницы, и познакомит с учителем Веррием. Ближайшие несколько лет он будет вашим наставником. — Не дождавшись ответа, она продолжила: — Там будут и Марцелл, и Тиберий, и Юлия.

Мы по-прежнему не знали, что на это сказать, и тогда Октавия застенчиво проговорила:

— А пир вам понравился?

Александр из вежливости кивнул.

— У Цезаря очень красивая вилла.