— Значит, женщины в Риме так мало ценятся?

— Когда рождается девочка, — отвечала она, — семья впадает в уныние. Дочь — это invisa, ничтожная, нежеланная. Она имеет право лишь на то, что получит от отца.

— В Галлии было точно так же?

— Нет. Но теперь я хуже, чем invisa. Хуже низкой воровки. Мой отец был царем. После победы над ним Цезарь заполонил невольничий рынок нашими соотечественниками, так что обычный раб стал цениться в каких-то пятьсот денариев. Теперь даже булочник может позволить себе держать в хозяйстве девушку для телесных утех.

Я поморщилась, а она продолжала печально:

— Станьте нужными Цезарю. Не дайте ему заподозрить вас даже в мыслях о побеге. Тем более что бежать все равно некуда. Найдите в себе талант. — Галлия повернулась к Александру, одетому в столь безупречную тогу, что можно было принять его за настоящего римлянина, если бы не диадема. — Дайте Октавиану понять, что вы полезны Риму.

— Для чего? — возразила я с горечью. — Чтобы однажды я стала женой сенатора, а моего брата женили на пятидесятилетней матроне?

— Нет. Чтобы однажды вернуться в Египет, — твердо сказала Галлия и перешла на шепот: — Зачем, по-вашему, Юба ни на шаг не отходит от Цезаря? Надеется стать префектом царства, когда-то принадлежавшего его предкам.

— И что же, Октавиан пойдет на это? — вмешался Александр.

— Не знаю. Юба и тот не знает. Мое царство стерто с лица земли… — Ее взор затуманился, будто бы вновь наблюдая давно забытые ужасные картины. — Но ваше — нет. Достаточно проявить повиновение…

Ее оборвал громкий стук в дверь.

— Готовы? — ворвался к нам улыбающийся Марцелл.

Галлия уперлась руками в бока.

— К чему стучаться, хозяин, если ты все равно не ждешь ответа?

Он виновато посмотрел на нас с братом.

— Просто я услышал ваши голоса… И вообще, разве долго надеть тунику? Пусть даже очень красивую, — прибавил племянник Цезаря, глядя на голубой шелк, выбранный для меня, несомненно, самой Октавией.

Мои щеки словно обдало жаром.

— Идем на Форум, — позвал Марцелл, предложив мне руку. — Правда, не представляю, какое занятие предложит сегодня учитель Веррий. В городе можно оглохнуть от шума, так что мы просто не докричимся друг до друга. Но мама велела…

— Разве она не хочет, чтобы вы приняли участие в торжествах? — поинтересовался Александр.

— И пропустили занятия? — насмешливо уточнил Марцелл. — Ни в коем случае. Да и дядя считает, что одного дня более чем достаточно. Не хочет, чтобы мы пресытились впечатлениями.

К этому времени в атрии виллы уже не осталось свободного места, которое не заняли бы клиенты Октавии.

— Похоже, салютарий продлится весь день, — заметила я, шагая вслед за Галлией.

Марцелл покачал головой.

— Пару часов, не больше. Маме надо еще успеть в Субуру, на благотворительную работу. Будь у нее достаточно хлеба, на римских улицах не осталось бы ни одного голодного человека.

— Мы тоже отправимся с ней? — полюбопытствовал Александр, и племянник Цезаря рассмеялся.

— Боже, конечно нет. После школы наведаемся в Большой цирк. Я захватил деньжат, будем делать ставки.

В портике перед нами возникли Тиберий и Юлия. Я поспешила отнять ладонь у Марцелла.

— Можешь не волноваться, — хохотнул Тиберий, заметив мой жест. — Юлия уже видела вас вдвоем и теперь с ума сходит от ревности.

— Не обращай на него внимания. — Девушка сладко улыбнулась Марцеллу и даже демонстративно взяла меня за руку. — Я и Селена станем добрыми подругами.

— Наверное, твой отец пришлет нам солдат для сопровождения? — спросила я.

— Солдаты! — фыркнула Юлия. — С нами женщина-воительница своего племени.

Я посмотрела на Галлию. Волосы цвета пшеницы, гордый профиль… Настоящая царица, да и только. Тут солнце пробилось через ее тунику, и у бедра проступили очертания кожаных ножен. К тому же она открыто носила на поясе нож. Я изумленно взмахнула ресницами.

— Ты воевала?

— Что еще делать, когда все мужчины в рабстве или убиты? Но если толпа озвереет, я не управлюсь. На этот случай есть они.

Галлия указала на группу мужчин, которых легко можно было принять за сенаторов или богатых патрициев, если бы не короткие мечи по бокам и кольчуги под тогами.

— Они все это время шли за нами? — удивилась я.

Дочь Цезаря громко вздохнула.

— И так каждый день. Стоит лишь выйти за порог виллы.

Мы продолжили путь. Не выдержав повисшей между нами тяжелой паузы, я тихо сказала Юлии:

— Послушай, напрасно ты ревнуешь. Марцелл обращается со мной как брат.

Девушка напряженно всматривалась в него, идущего впереди с Александром. Юноши шли приобнявшись и громко смеялись — должно быть, беседовали о ставках. В нескольких шагах позади рассеянно брел Тиберий, уткнув длинный нос в какой-то свиток.

— Может, и так, — протянула Юлия. — Но ты ему не сестра, верно? Мало кто устоит перед столь заразительным смехом.

— Этого я не знаю.

— Скажи, ты ведь не мечтаешь о нем? — осведомилась она.

— Я мечтаю вернуться в Египет, на родину.

Юлия ослабила хватку и наконец улыбнулась по-настоящему.

— Знаешь, мы с ним помолвлены.

— Тебе всего лишь одиннадцать.

— Скоро будет двенадцать, самое время, — возразила она. — Я уже девять лет подряд чья-нибудь невеста. Когда мы поженимся, Рим точно узнает, кто будет наследником Цезаря. Отправим Тиберия в армию, с глаз долой, и перестанем прикидываться, будто он здесь кому-то нужен.

— Тиберий хочет податься в военные?

— А кого интересуют его желания? — Юлия зло покосилась на молодого человека. — Разве что его мать. Между прочим, — дочь Цезаря заговорщически понизила голос, — у нее на Палатине две тысячи рабов. Да-да, — кивнула она, услышав мой изумленный вздох, и поправила темный локон, выбившийся из-под золотой ленты на голове. — Их поселили на западном склоне холма.

— Я никого не видела.

— Само собой. Для этого выстроены подземные коридоры. Не хватало еще натыкаться на эту братию на каждом шагу. Но если послушать, как она жалуется на недостаток рабов, можно подумать, бедняжка одна занимается всей работой. А еще она терпеть не может беременных и сразу кому-нибудь их перепродает.

— Потому что сама не может родить Октавиану наследника? — догадалась я.

Собеседница изогнула брови.

— Отец говорил, что ты очень сообразительная… — Она впилась в меня темными очами, словно решая, нравится ей это или нет. — Верно. Девушек отправляют возделывать поля, на самую тяжелую работу, которая их сломает. Подальше от мужчины, который… Ну а если она дознается, кто это был…