— Что вы хотите? — все так же без намека на вежливость оборвал меня Курагин.

— Я хотела бы встретиться с вами, — начала я. — Это очень важно, мне просто необходимо побеседовать с вами как можно скорее!

— Я занят, — как всегда, начал отказываться от встречи писатель. Знаем, проходили уже, меня этим не остановишь, поэтому я тут же проговорила:

— Дело крайне важное, для вас в первую очередь! Это не телефонный разговор, и чем скорее я смогу с вами побеседовать, тем будет лучше для вас же!

Все это я наговорила Владиславу по той простой причине, что мне нужно было как можно скорее устроить свое свидание с ним. Скажи я, что хочу просто поговорить с Курагиным о его книге, тот бы попросту повесил трубку — мол, времени нет, что хотите, то и делайте. А учитывая рассказ Лады, которая была убеждена, что ее муж чего-то или кого-то боится, я решила заинтриговать писателя — якобы знаю нечто важное, поэтому я была уверена, что Курагин попадется в мои силки. И оказалась права — Владислав коротко бросил:

— Хорошо, приезжайте. Я поговорю с вами.

Утро нового дня было морозным и безоблачным. Наверно, если б наконец выпал снег, было бы не так холодно, однако на асфальте не имелось даже следа самой жалкой снежинки, и только оставшиеся после дождей лужи покрылись хрупкой коркой льда. Я села в свою машину и без всяких приключений добралась до дома, в котором проживали Курагины. Дверь мне открыла Лада — видимо, супруга писателя уже отвезла дочь в школу и теперь находилась дома. Нам пришлось изобразить с ней первую встречу незнакомых людей: «Здравствуйте, вы к нам? По какому вопросу? Ах, журналистка, хорошо, пройдите в комнату моего мужа…»

Владислав не вышел в коридор встретить меня — я увидела его, как всегда, сидящим за компьютером, но писал он новую книгу или развлекался пасьянсом, понятно не было. Рабочий стол компьютера украшали немногочисленные значки, а никаких программ открыто не было. У меня создалось ощущение, что сочинитель не закрыл перед моим визитом текстовые документы или приложение с играми, а попросту все утро сидел, уставившись в монитор. Рядом на столе стояла недопитая чашка кофе, лежал бутерброд с колбасой, к которому Курагин даже не притронулся. Услышав мой вежливый стук в дверь и звук шагов, он повернулся ко мне лицом, стараясь всем своим видом продемонстрировать равнодушие и безучастность. Но я прекрасно видела, что в глазах его горит нетерпение и нечто похожее на страх.

— Доброе утро, — вежливо начала я. — Спасибо, что согласились принять меня.

— Вы хотели поговорить со мной о чем-то важном, — бесцеремонно оборвал Курагин. — О чем?

— Да, у меня есть некоторые сомнения, которые напрямую зависят от содержания вашей книги, «Черного города для Рэйвен», — уклончиво ответила я. — Но прежде чем я скажу вам о них, нужно, чтобы вы ответили на несколько вопросов, которые касаются вашего романа. Я вас уверяю, это не займет много времени.

— Спрашивайте, — милостиво разрешил Курагин. Я опустилась на стул — не стоило ждать приступа вежливости писателя, вряд ли он в курсе, что дамам и гостям предлагают присесть.

— Я прочитала ваш роман, — сказала я. — Начала книгу вечером, но остановиться не смогла, поэтому всю ночь напролет я сидела за компьютером, до тех пор, пока не прочитала все произведение до конца. Сразу скажу вам: вещь сильная, она до последнего держит читателя в напряжении и буквально не отпускает его. Однако я очень удивилась, что книгу допустили к печати.

— Почему же? — удивился Курагин. Его изумление было искренним, не наигранным, это сразу бросалось в глаза.

— Потому что книга очень тяжелая, — сделала я акцент на слове «очень». — И у меня возникли вопросы относительно психического здоровья ее автора. Те эпизоды, где речь идет о Черном городе и второй половине сущности главной героини — той, что зовется Рэйвен и Убийцей Вороном, — написаны так, словно сочинивший их человек был в состоянии наркотического опьянения или переживал приступ помешательства. Скажите, как вы писали эти главы? Я читала много книг, но такая мне попадается впервые.

— Вы всерьез полагаете, что я принимаю наркотики? — усмехнулся Курагин. — Или думаете, что перед вами сумасшедший шизофреник?

— Вроде того, — пожала я плечами. — Потому что нормальный человек подобного не напишет.

— Вынужден вас разочаровать, — сказал Курагин. Голос его стал несколько мягче, ушли нотки тревожного ожидания. — Я писал книгу в абсолютно здравом уме и твердой памяти. Да, главы про Черный город не похожи на остальные, но описывать то, что творится в подсознании человека, по-другому нельзя. Я же говорил вам, что мозг любого из нас — вещь загадочная, и кто знает, какие монстры таятся под личиной вроде здорового и адекватного человека. Главная героиня — Дженни — с детства подвержена фобии, она панически боится змей. Я во многом описал черты характера своей дочери Оли — она всю свою жизнь страдает арахнофобией, то есть боязнью пауков. Еще когда ей пять лет было, она едва ли сознание не теряла, стоило ей увидеть это членистоногое. Ну а дальше — фантазия писателя. У меня возник вопрос: а как этот страх может трансформироваться в сознании маленькой девочки? Чтобы защититься от навязчивой фобии, сознание ребенка создало ей этакого защитника — Убийцу Ворона, который вроде сперва защищал Дженни, а потом превратил ее саму в убийцу. Но Убийца Ворон — это та часть Дженни, которая скрыта глубоко в подсознании. Произошло событие, послужившее отправной точкой, вследствие которого появился и овладел девочкой Убийца Ворон. Сами подумайте, если б я написал: «Дженни боялась змей и придумала себе защитника Убийцу Ворона, а потом убила Кэти» — разве было бы интересно читать произведение? Зато абстракции, недомолвки, метафоры — все это как нельзя лучше подходит для описания того, что творится в голове психически нездорового человека. Конечно, я не психиатр, у меня нет фундаментальных познаний в психологии, зато имеется неплохая фантазия и развитое воображение. Собственно, эти качества для писателя куда важнее, нежели теоретическая база в какой-то определенной области.

— Тогда скажите, почему в романе не указано место действия, где происходили все эти события? — продолжала свои расспросы я. — И почему герои названы иностранными именами, и не только. Некоторые имена я вообще не знаю, откуда вы взяли, придумали?

— Этому тоже имеется простое объяснение, — пожал плечами Курагин. — Я с детства ненавижу русские имена. Точнее, не так. Русские имена я люблю, но совершенно не могу называть ими своих персонажей. Не знаю почему, но у меня так всегда: если главному герою не дашь подходящее имя, то книгу не напишешь, даже если имеется грандиозный замысел. А вот если я назову персонажей как надо, значит, выйдет замечательная вещь. Думаете, мне нравится имя Сибил? Да оно ужасное, иначе не скажешь! А вот персонаж удался, вы не находите?

— Поэтому вы и город не назвали? — уточнила я. — Чтобы не было вопросов по поводу имен и места действия?

— Про город скажу иначе, — пояснил Курагин. — Я руководствовался теми соображениями, что и больница, и врачи, и дети, одержимые фобиями, могут жить абсолютно в любом городе, в любой стране. Поэтому и не стал выдумывать название местности и не указал даже страну. И лечебница, где находились главные герои, тоже абстрактная.