— Да, я знаю, можно капельницы ставить, интоксикацию снимать. Тогда легче станет…

— И легче станет, и вылечимся…

— Но это завтра?

— Завтра. Завтра будет врач, он назначит лечение…

— Нужно сегодня.

— Ну, сегодня никак нельзя…

— Тогда просто обезболивающее.

— Нет!

— Ты можешь достать, я знаю. — Настя оттолкнулась от отца.

— Я же сказал…

— Тогда я выброшусь из окна!

— Настя!

— Там четвертый этаж. Я не убьюсь! Но сломаю позвоночник! И стану инвалидом на всю жизнь! Вы этого хотите?

— Настя, ну не надо!

— А что, это мысль! Мне будет больно, мне будут колоть морфий!

— Настя, пожалуйста, возьми себя в руки.

— Мне нужен морфий! Одна ампула! На один раз! До завтра!.. А завтра уже не надо!.. Неужели это трудно понять! — Настя чуть ли не в бешенстве смотрела на отца.

— Где ж я возьму тебе морфий?

— В аптеке купи… В больницу съезди… Ты же судья, у тебя должны быть связи…

— Я не смогу.

— Я жду!

Настя подошла к окну, отодвинула занавеску, взялась за ручку.

— Ну хорошо…

Отец ушел, появилась мама, но Настя вовсе не хотела с ней говорить. Она бухнулась на кровать, зарылась головой в подушку.

Мама что-то говорила, успокаивая, а она лежала и усмехалась. Где они все были, когда ее опускали на уровень канализации? Раньше надо было спасать, а сейчас пусть бегут за обезболивающим. А если они ничего не придумают, она точно выбросится из окна. Или вскроет себе вены.

Отец вернулся с трясущимися от волнения руками. Как оказалось, он принес ампулу с морфием. Настя смотрела на него с удивлением и насмешкой. Вроде бы плохо ей, а ломает его.

Мама принесла шприц, взяла ампулу, но сломать кончик не смогла: расплакалась, разрыдалась. Настя выгнала родителей из комнаты, взяла процесс в свои руки. И погрузилась в состояние фиолетового спокойствия.

На следующий день она собралась в институт, но мама не выпустила ее из дома. А к обеду подъехал отец, он привел с собой мужчину с крылообразными бровями и вислыми щеками. Все бы ничего, но у него был сизый нос. Настя не могла сдержать насмешки. Видно, мужик — большой специалист, если он изучал проблему глубоко изнутри.

Врач осмотрел Настю, опросил и назначил лечение. Капельница с раствором глюкозы — для снятия интоксикации, бром — для успокоения. Инсулин в малых дозах. И главное, полная изоляция от внешнего мира.

Капельницу он поставил ей сразу, дал успокаивающего. Настя уже погружалась в сон, когда появился отец.

— С институтом я договорился, — сказал он. — Часть зачетов поставят автоматом, а часть — сдашь в облегченном режиме…

— Уйди! — Настя умоляюще глянула на него.

Она уже почти успокоилась, но отец одним своим присутствием умудрился вывести ее из себя.

— Я же как лучше хотел…

— Уйди! Ну пожалуйста!

Отец ушел, Настя постаралась расслабиться, представила, что в кровь из капельницы поступает морфин. Это помогало мало, но и на стену она не лезла. И благим матом не орала. А когда ей захотелось сбежать из дома, снова появился отец. Он принес доски, молоток и своими руками заколотил окно. Насте вдруг захотелось его убить. Этим же молотком. А потом выкинуть из окна.

Но набросилась она на маму, которая не хотела выпускать ее из дома. И отец не постеснялся надеть на нее самую настоящую смирительную рубашку. А мама сделала укол, после которого ее охватила сумеречная апатия. В этих сумерках ею и овладел долгожданный сон.

СПИД, сифилис, гонорея — все это просвистело как пуля у виска. Мимо проскочило, даже не зацепило. Об этом отец сообщил с радостью. Но тут же выложил и неприятную новость.

— Срок небольшой, всего три недели. И, насколько я понимаю, ты не знаешь, от кого ребенок.

Настя пожала плечами. Или от Сластика, или от Симона. Ну а если со сроком немного ошиблись, то можно было бы подумать и на Женю.

— Неизвестный половой партнер, наркотики… — Отец страдальчески смотрел куда-то в сторону. — Плод оставлять нельзя.

Мог бы и не прятать глаза, Настя и сама не хотела смотреть в его сторону. Да, отец — урод, и ребенок будет таким же, как морально, так и физически.

— Аборт?

— Искусственное прерывание беременности.

— Обезболивание будет?

Отец пронзительно глянул на Настю. Она еще не совсем избавилась от зависимости, но ее уже не ломало. А тяга к морфину оставалась. Отца это пугало, а ее почему-то нет. Не страшно было. И болеутоляющее на основе опиатов приняла бы с удовольствием.

— Так я ж этого и боюсь, — вздохнула она.

— Постараемся обойтись без этого.

— Будет больно.

— Придется потерпеть.

— Я умру, и вам от этого станет легче?

Настя легла на кровать, зарылась головой в подушку. Отец подсел к ней, провел рукой по спине.

— Настя, доченька…

— Что — доченька? — Настя резко повернулась на спину.

Отец даже вздрогнул от неожиданности.

— Что «доченька»?.. Вы меня под нож пихаете!

— Но так надо…

— А Женя, будь он проклят, живет и в ус не дует…

— Он еще получит свое.

— Ты его уже нашел?

— Его обязательно найдут.

— Вот когда ты его найдешь, тогда и поговорим… Как только ты его убьешь, так и я лягу под нож!.. И встречусь с ним на том свете!..

— Настя, прекрати.

— Ты убьешь его? — Она с остервенением смотрела на отца.

Он принужденно кивнул, поджав губы. Но это вызвало у нее лишь приступ истерического смеха. Может, и найдет он Женю, но точно его не убьет. И не осудит. Эта скользкая мразь обязательно выкрутится. А гарпун в него всадить некому…

* * *

Зона уже в прошлом, но ветра оттуда все еще дуют. Одним таким ветром навеяло идею открыть свой собственный ресторан. Гена хорошо помнил скудную и чертовски голодную пайку, никогда не забыть вечное чувство голода. Помнил, как они сидели с мужиками и мечтали отметить свое освобождение в шикарном ресторане.

Пять лет прошло с тех пор, как Гена освободился. Но так ни разу ни с кем из своих корешей не встретился. Но ветра продолжали дуть. И несли они не только воспоминания и идеи. В ресторан надуло Алика Ругаля; не счесть, сколько кубов леса Гена с ним напилил.

Алик был не один, какой-то мрачный тип с ним — здоровый, накачанный. И блондинка с узким лицом и острым носом. Волосы пушистые, с химической завивкой, а лицо не очень большое, но ей шло. Очень шло. Может, потому, что глаза большие. И глубокие. Платье на ней с открытыми плечами — синее, в горошек. Пышная высокая грудь, тонкая талия… Рассматривая девушку, Гена поймал себя на мысли, что Алик отошел на второй план. Блондинка заинтересовала его куда больше.