– Давай по порядку, – начал неторопливо Вадим. – Пушнину, верно, ты говоришь, я продал за бесценок, потому что ее долго хранил Гостомысл, потрачена она молью и червячками разными…

– Неправду говоришь, господин посадник! – перебил его мужик. – Траченую пушнину выбросили, добротная осталась. Ее ты и сплавил богатеньким за бесценок!

– Брешешь, зловредный человек! – не сдержался Вадим. – От ненависти совсем забрехался!

– Брешет собака, а я говорю правду! Нам это сам чашник Скарбомир говаривал!

Вадим поперхнулся приготовленными словами, растерянно взглянул на Азара, тот на него. У обоих мелькнула одна и та же мысль, и они поняли друг друга: предал их чашник, убирать его срочно нужно!

Ответил:

– Конечно, не вся пушнина была испорчена. Кто же такую возьмет? Но все равно давнишние шкурки были!

– Богатым потрафляешь, а про нас забыл! – настаивал мужичок. – Кто тебя на власть посадил? Народное вече! А надо бы помнить всегда!

И тут на помост вышел боярин Боеслав, заговорил горячо, напористо:

– Вы тут о мелочах разговариваете, а есть дела поважнее, которые требуют немедленно разрешения! Я говорю о том, что при Гостомысле мы были великой державой от моря до Каменной гряды, а теперь все земли порастеряли, народы от нас отложились, наши соплеменники остались за пределами Новгородского княжества, а мы тут пустяками, болтовней занимаемся! А не лучше ли нам сообща подумать о том, как вернуть наши прежние земли и возродить наше могучее государство, которого боялись все окружающие страны!

Вече заволновалось. Одни стали выкрикивать, что пора принудить финские племена к покорности, другие, наоборот, высказывались, что наплевать им на соседей, пусть живут как хотят, что нам в своем княжестве надо порядок навести и жизнь сносную наладить. Шумели, правда, недолго, скоро стихли. Тогда мужичок спросил Вадима:

– А как ты думаешь, господин посадник? Стоит нам идти войной против чуди?

Такой вопрос неоднократно задавали ему новгородцы ранее, он обдумал его, поэтому отвечал неторопливо, спокойно и твердо:

– Испокон веков живем мы рядом с чудью. Никогда войны между нами не было. Селились мы в финских землях, женились и выдавали своих дочерей за финнов. Я шесть лет жил среди чуди в Придвинских лесах, ни разу не случалось между нами драки или какой-нибудь распри. Так неужели мы пойдем войной против мирного народа? Неужто прольем кровь и свою и чужую неизвестно во имя чего? Тогда мы посеем вражду и ненависть между нашими племенами! Я уж не говорю, что финны могут вырезать всех славен, проживающих на их земле. Так что никогда, ни под каким видом, пока я занимаю должность посадника, войны между чудью и славенами не допущу! Это мое последнее слово, и говорить по этому поводу больше не намерен!

И, передохнув, спросил:

– Так что, господа новгородцы, поднимем пошлины для иноземных гостей?

Вече дружно поддержало его предложение и стало расходиться. Двое мужиков шли и негромко разговаривали. Первый сказал:

– Хитрый все-таки богатенький народ! Как зачуял, что разговор против них повернулся, сразу речь про другое завели!

– И ведь отвлекли народ от главного, легко отвлекли! – молвил второй.

– Мы же стояли и рты разинули!

– А они свое решение провели!

– Сами же мы и голосовали!

– Вот какая новая власть: вроде в руках народа, и посадник из народа выбран, но все равно дела повертываются не в нашу пользу, а на обогащение бояр и купцов!

– Не говори! Мечтали, что жизнь станет лучше при посаднике, а закручивается все туже и туже!

– Приходится признать, при Гостомысле лучше было жить. И порядка было больше, и уверенней чувствовали себя.

– Согласен. Держал Гостомысл народ в ежовых рукавицах. У него все по струнке ходили! Не забалуешься! А что сейчас? Чудь от нас убежала, вокруг города разбойники появились, да и в самом Новгороде шалить стали больше. Да как не разболтаться? Вадим, может, и стал бы править пожестче, кое-кого, может, и прижал, да все на вече и бояр с купцами оглядывается…

– Одним словом, была власть плохая, а пришла еще хуже!

Долго шли молча. Наконец первый мужик спросил:

– Как думаешь, уберут Вадима с поста посадника? Народ проголосует за его устранение?

– Вряд ли… Народ что, не видит? Сними Вадима, дорвутся до власти бояре да купцы. Все под себя подомнут. А Вадим все-таки свой, наш. Не даст им разгуляться. Нет, народ за Вадима будет стоять до конца.

Видно, накаркал боярин Боеслав с войной. Не прошло и несколько дней, как прискакал гонец от князя финского племени меря с просьбой о помощи: на него шло большое войско Хазарского каганата.

– Не выступим вместе, не отбросим хазар от границ, – передавал слова князя гонец, – враг завоюет наши земли, а потом придет и к вам.

Тут было над чем подумать. Хазарская держава простиралась на огромные расстояния от Урала до Днепра и от Оки до Черного моря. Ей покорялись северокавказские народы, воинственные венгры, лесное племя мордвы, а также славянские племена вятичей, северян и полян. Войска хазарского кагана потрясали могущественную Византию, грозной тучей нависали над обширным Арабским халифатом. Легко ввязаться в войну с Хазарией, но невозможно было предсказать ее исход.

Именно так и говорили на Боярской думе. Одни стояли за немедленное выступление в поход, а другие предостерегали от серьезных последствий такого решения. Когда высказались, взоры всех обратились на Вадима. Ему, посаднику, принадлежало последнее слово.

Вадим был в смятении. Это был один из тех случаев, когда и то, и другое решение могло быть пагубным для Новгородского государства. Если не помочь племени меря, то завтра хазары станут соседями и неизвестно как себя поведут, может вскоре придется отбиваться от них на стенах города. В то же время вступить в отрытую вооруженную борьбу со столь мощной страной, обладающей хорошо вооруженным войском, было крайне рискованным делом.

Но он раздумывал недолго. Победили бушевавшие внутри его силы молодости и азарт бойца, привыкшего побеждать.

Он сказал:

– Друзей в беде не бросают. Иначе потом останемся одни. Так что будем сбираться в поход. Кого, господа бояре, предложите в воеводы?

В последние годы страна почти не воевала, соседи побаивались тяжелой руки Гостомысла и предпочитали мир и дружбу. Поэтому человека с военным опытом было трудно сыскать. Наконец остановились на боярине Багуте, кторый несколько раз ходил с отрядами против шаек норманнов и возглавлял пограничную службу на финском побережье. Он и был назначен воеводой.

Вече без особых проволочек поддержало решение Боярской думы, начались поспешные сборы воинских отрядов. Багута, невысокий, поджарый, порывистый в движениях, развил активную деятельность. На черном жеребце он совершенно неожиданно появлялся в разных местах, подгонял, поругивал и распекал нерадивых. Наблюдая за ним, Вадим все больше и больше успокаивался: если он слабо разбирался в военных вопросах, то боярин знал все тонкости войсковой организации, умел вовремя подправить и подсказать, выделить главное и отсечь мелочи.