Перед тем, как зайти в кабинет, солдат шепнул мне:

– Адъютант два раза бегал в мастерскую с заказом на шитье офицерских погон. Ребята говорят, что это для вас.

Я сидел и пил чай, когда из кабинета выглянул адъютант, посмотрел на меня и снова закрыл дверь.

Минут через пять из кабинета вышел адъютант и пригласил меня в кабинет.

– Нет, вы посмотрите на него, – сказал с возмущением генерал Надаров. – Мы тут решаем, то ли его под суд отдавать, то ли наградить его чем-нибудь, а он сидит в приемной и чаи распивает, которые для генералов приготовили. А ведь если бы вас солдаты не уважали, они бы вам чай с печеньем не принесли. И они же, наверное, сказали вам, что вас ожидает? Да или нет?

– Так точно, ваше высокопревосходительство, – выдохнул я.

– Вот вы посмотрите на него, – указал на меня рукой генерал Надаров, – ничего не помнит, а сдал экзамены за полный курс гимназии и полный курс университета. На саблях дерется, как гусар. Из револьвера стреляет, как бретер. С ходу читает топографические карты и рассчитывает марши конных подразделений. Специалист по воинскому строю. Постоянная офицерская выправка. От имени его императорского величества приказываю вольноопределяющегося Туманова переименовать в зауряд-прапорщики, а приказом директора кадетского корпуса генерал-лейтенанта Медведева зауряд-прапорщик Туманов назначен исполняющим обязанности командира роты учебного обеспечения и приват-преподавателем кадетского корпуса. От имени его императорского величества за отражение атаки террористов-социал-демократов и захват преступников зауряд-прапорщик Туманов награждается медалью «За храбрость» третьей степени на георгиевской ленте с бантом. Поздравляю вас, – и генерал пожал мне руку. – Смените ему погоны.

Все присутствующие пожали мне руки, а адъютант и подполковник Скульдицкий помогли заменить мне погоны.

Интересно получается. Погоны зауряд-прапорщика до июня 1907 года представляли собой обыкновенный офицерский погон со звездочкой прапорщика и фельдфебельской лычкой над ней.

До этого в 1906 году для унтер-офицеров сверхсрочной службы было введено звание подпрапорщик. Ранее это звание присваивалось только выпускникам юнкерских и военных училищ до присвоения им офицерских званий.

С июня 1907 года на пятиугольный погон офицерского образца нашивался продольный обер-офицерский галун и в первой трети погона прикреплялась офицерская звездочка против прибора. То есть на золотом галуне серебряная звездочка, на серебряном галуне – золотая. Это стало погоном зауряд-прапорщика на офицерской должности – высшим унтер-офицерским званием для военнослужащих сверхсрочной службы.

По казачьим канонам, зауряд-прапорщика у них быть не могло, так как после чина подхорунжего следовал чин хорунжего, то есть корнета кавалерии или подпоручика пехоты с двумя звездочками на погоне. Таким образом, у зауряд-хорунжего должно быть две звездочки, а не одна. Практически казакам помазали салом по мусалам, сказав, что для них есть чин зауряд-хорунжего, но ни одного зауряд-хорунжего так и не было, всем отличившимся присваивался чин зауряд-прапорщика с правом называться зауряд-хорунжим с одной звездочкой.

Вообще-то, это чин военного времени, когда была нехватка офицеров и в зауряд-прапорщики производились относительно подготовленные унтер-офицеры и фельдфебели. Но я не был ни унтер-офицером, ни фельдфебелем, ни сверхсрочником. Вольноопределяющийся – это солдат, который готовится к офицерскому званию и его не привлекают на хозяйственные работы. В 1907 году все еще ощущалась нехватка офицеров на строевых должностях, так как основная масса офицеров была на таких должностях, которые не предполагали участия в боевых действиях, о чем со смехом рассказывали строевые офицеры действующей армии.

Командующий армией генерал А. Куропаткин вспоминал об этом времени: «При огромной убыли в офицерах мои требования о командировании офицеров на пополнение армии были часты и настойчивы. Удовлетворение их не всегда было в силах Военного министерства. Приходилось брать офицеров из частей войск, расположенных в Европейской России, на Кавказе и в Туркестане.

При этом должная разборчивость при командировании офицеров не проявлялась. Посылали к нам в армию совершенно непригодных по болезненности алкоголиков или офицеров запаса с порочным прошлым. Часть этих офицеров уже на пути в армию заявляла себя с ненадежной стороны пьянством, буйством. Доехав до Харбина, такие ненадежные офицеры застревали там и, наконец водворенные в части по прибытию в них, ничего, кроме вреда, не приносили и были удаляемы.

Наиболее надежным элементом, конечно, были офицеры срочной службы, особенно поехавшие в армию по своему желанию. Наиболее ненадежны были офицеры запаса, а из них не те, которые оставили службу добровольно, а те, которые подлежали исключению из службы, но по нашей мягкосердечности попали в запас».

– Хорошо, что вы в солдатском звании были всего одни сутки, – сказал генерал Медведев. – Идите и переодевайтесь в офицерскую форму, благо все наше под вашей рукой находится.

Я поблагодарил офицеров и вышел. Перед уходом подполковник Скульдицкий попросил дождаться его.

Проводив генерала Надарова, подполковник Скульдицкий предложил прогуляться по территории кадетского корпуса.

– Как вы сейчас себя чувствуете? – спросил он.

– Даже и не знаю, – признался я, – столько много свалилось за последние дни, что просто не в состоянии сразу оценить все. Как будто маленького ребенка засыпали со всех сторон подарками, и он не знает, что ему больше нравится. Но я думаю, что все скоро рассосется. А Кочергин вас сильно подвел. Он социально близкий социал-демократам и еще проявится там. Поверьте мне. Я эту публику хорошо знаю. Они мстят своим хозяевам. И у меня в социал-демократической среде появится новый и опасный враг, обещавший мне не делать гадости.

Подполковник Скульдицкий мгновенно пыхнул слабозаметным румянцем и сразу потух, сказалась многолетняя выучка и выдержка.

– Меня все время удивляет ваша осведомленность во всех вопросах, которые недоступны и малоизвестны большинству населения, – сказал Скульдицкий. – Я хотел бы, чтобы вы иногда давали мне консультации по некоторым вопросам.

– Это вы так вербуете свою агентуру? – спросил я. – Я сейчас в армии, и вы прекрасно знаете отношение офицерского корпуса к корпусу жандармов. Мне тоже придется проявлять корпоративную солидарность.

И снова подполковник Скульдицкий полыхнул слегка заметным румянцем.

– Что у вас за манера обижать своих собеседников? – сказал обиженно подполковник. – Я к нему по-дружески, а он сразу выстраивает вокруг себя неприступную стену.

– Не обижайтесь, Владимир Иванович, – успокоил я его, – конечно, я помогу. У меня сейчас обратной дороги нет. Соцдеки все заносят в записные книжки. И архивы ваши рано или поздно попадут в их руки, да и контрразведка у них работает неплохо. Так что, сколько веревочке ни виться, а шила в мешке не утаишь. И в армейскую агентуру подлецов вербовать не надо, предадут первыми.