– Завтра мне нужно встать в пять часов, чтобы прийти на подъем роты, – сказал я.

– Подожди, – сказала Марфа Никаноровна, – я сейчас установлю будильник.

Будильник был большой и нужной новинкой в то время. Люди, как правило, просыпались по соседским петухам, которые начинали кукарекать на восходе солнца, тогда и просыпались хозяйки, разжигать печи и ставить на выпечку хлеб. У Марфы Никаноровны был будильник «Радбе» производства H.A.U.1, который можно устанавливать на любое время. Установив будильник, Марфа Никаноровна что-то искала в комоде, а потом вернулась в кровать, сжимая что-то в кулаке.

– Я тоже согласна жить на два жалованья, – сказала она и поцеловала меня. – У тебя пока нет часов, вот тебе часы моего покойного папаши. Они старинные, но идут очень хорошо, он был бы рад, что ими пользуется близкий мне человек.

Я посмотрел на часы. Это были серебряные часы «Павел Буре» с эмалированным циферблатом и римскими цифрами. Павел Буре2 считался русским часовщиком и поставщиком двора Его Императорского Величества (ЕИВ), имеющим большую часовую фабрику в швейцарском городе Ле-Локле. Так что это были как бы русские часы швейцарского производства, поэтому они и пользовались большой популярностью.

Утром я выпил чаю с молоком и отправился на службу. Прибыл за пятнадцать минут до подъема, посмотрел порядок в помещении. Проверил, как взводные унтер-офицеры поднимают людей и выводят на улицу для утреннего туалета и физической зарядки.

Все идет по порядку. Но в роте нужен фельдфебель, который будет смотреть за всем хозяйством и следить за выполнением расписания занятий и производимых работ. Часть солдат роты были как бы дядьками у кадетов и уборщиками помещений. Другая часть готовила материальную базу для занятий, например, мишени, карты, ящики с песком для тактической обстановки и прочее, работала на складах, в мастерских. Но фельдфебель очень нужен. Нужно присмотреться к унтерам и кого-то из взводных старших унтер-офицеров назначить на должность фельдфебеля через кадровое отделение.

К восьми часам рота прибыла с завтрака, курящие перекурили в курилке, а я засел в канцелярии и стал просматривать документацию роты. Ротное хозяйство это не на плацу командовать «направо» и «налево». Я потом распишу, что такое ротное хозяйство и что включает в себя солдатская жизнь по уставам императорской армии.

Мое вникание в суть ротных дел прервал стук в дверь, и в канцелярию вошел посыльный из штаба, который сообщил, что меня просит зайти к нему начальник кадрового отделения.

Всякая просьба старшего начальника является приказом, и я, надев фуражку и пристегнув шашку, отправился в административное здание.

– Ваше высокоблагородие… – начал я докладывать начальнику кадрового отделения подполковнику Шмидту Карлу Ивановичу.

– Полноте, голубчик, – сказал он, – обойдемся без титулования, достаточно обратиться и по чину.

– А как же уставы, господин подполковник? – улыбнулся я.

– А вы не помните, что в уставе говорится о том, как нижние чины должны приветствовать начальников, – сказал подполковник, – а мы с вами не нижние чины и про нас ничего не говорится.

– Но зауряд-прапорщики относятся к категории нижних чинов, – продолжил я дискуссию.

– Не скажите, это просто упущение в наших распорядительных документах, вы еще не офицер, но уже не нижний чин, – сказал начальник кадрового отделения, – а у вас есть желание стать офицером?

– Так точно, господин подполковник, – сказал я, – с этой целью я и поступил добровольно в армию.

– Понимаю, понимаю, – сказал Карл Иванович, – но вы так стремительно ворвались в армию, что перескочили несколько этапов воинской службы. По закону мы в течение месяца со дня прибытия вас на службу должны привести вас к присяге как молодого воина, а вы уже на следующий день стали зауряд-прапорщиком. Я с таким в своей службе не сталкивался, как и все мои знакомые начальники всех рангов. Собирать ваших подчиненных для приведения к присяге как молодого солдата не солидно. Поэтому мы поступим так, вы прочитаете присягу и подпишете ее вчерашним числом.

– Давайте я сразу подпишу присягу, – сказал я. – Я уже раньше принимал присягу и повторное принятие присяги для меня неприемлемо. Я не помню, где и когда принимал присягу, но помню, что я был молодым юнкером и стоял перед строем своих товарищей. Текст присяги я знаю, ее не нарушал, а эта присяга всего лишь документ для моего личного дела.

Подполковник Шмидт посмотрел на меня и молча кивнул головой.

– А что, если вы снова стукнетесь головой, то и память к вам может вернуться? – спросил он.

– Возможно, и так, – улыбнулся я, – у меня сейчас какие-то воспоминания кусками, но головой стукаться не хочется, вдруг вспомнится все забытое и забудется все сегодняшнее. Нужно выбирать, что лучше.

Я взял типографский лист, где было напечатано:

«Я, нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Его Евангелием в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять.

Его Императорского Величества государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.

Об ущербе же Его Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальником во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру (солдату), надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий.

В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь».

Я вписал свои фамилию, имя, отчество и внизу расписался, поставив дату 17 сентября 1907 года.