сделать прививку от чумы. Как вам известно, он потерялся и возможности установить, делались ли ему необходимые прививки, у нас нет.

Я кивнул:

— Вы абсолютно правы. Собственно говоря, я сам намеревался это предложить. — Я достал флакон и начал наполнять шприц.

Пока я осторожно вводил сыворотку под кожу, Пип проявлял куда больше спокойствия, чем его хозяева. Мистер Плендерли с окаменевшим лицом нежно гладил его по голове, а миссис Плендерли придерживала задние лапы и умоляла бедняжку потерпеть.

Когда я убрал шприц, мистер Плендерли с видимым облегчением продолжил расспросы.

— Разрешите, я справлюсь с моими пометками? — Он водрузил на нос очки, достал золотой карандашик и раскрыл записную книжечку в кожаном переплете. На обеих страницах я увидел аккуратные столбики выписок. — У меня есть два-три недоумения…

Два-три! Он педантично допрашивал меня во всех подробностях о наиболее рациональной диете, о содержании в комнатах, о прогулках, о сравнительных достоинствах плетеной корзины и металлического ложа для собак, о первых симптомах наиболее распространенных заболеваний, то и дело заглядывал в свои справочники: «Тут у меня ссылка на страницу сто сорок третью, строку девятую. Там утверждается…»

Но всему наступает конец, и пришла минута, когда мистер Плендерли твердыми четкими движениями закрыл записную книжку, убрал ее, а также карандашик и снял очки.

— Одна из причин, мистер Хэрриот, почему я решил завести собаку, — сказал он затем, — заключается в том, чтобы я сам совершал долгие прогулки. Как вы считаете, это здравый план?

— Безусловно! Мало более надежных способов сохранить форму, чем обзавестись таким живчиком. Вы просто не сможете не гулять с ним. А сколько на окрестных холмах прелестных тропинок! Днем в воскресенье, например, когда многие тяжелые на подъем, ленивые люди дремлют в креслах, укрывшись газетами, вы будете дышать свежим воздухом, бодро шагая по склонам под дождем, градом и снегом!

Мистер Плендерли расправил плечи, выставил подбородок и сдвинул брови, словно уже пробивался сквозь буран.

— И еще! — засмеялась его жена. — Вот тут у тебя поубавится! — И она непочтительно похлопала его по брюшку.

— Дорогая моя! — произнес он с упреком, но я успел уловить тень смущенной улыбки, которая полностью противоречила маске застегнутого на все пуговицы чинуши. Мистер Плендерли, решил я про себя, куда приятнее, чем кажется на первый взгляд.

Он зажал книжки под мышкой и протянул руку к терьеру.

— Идем, Пип, мы и так злоупотребили временем мистера Хэрриота!

Но жена опередила его: она подхватила Пипа на руки и, пока мы шли по коридору, прижималась щекой к косматой мордочке.

Я смотрел, как они сели в небольшой, сияющий чистотой семейный автомобиль и отъехали. Мистер Плендерли любезно наклонил голову, его жена весело помахала мне рукой, но Пип, упираясь задними ногами в ее колени, а передние поставив на перчаточник, с любопытством устремил взгляд сквозь ветровое стекло, успев забыть о моем существовании.

Они скрылись за углом, а я подумал о счастливой развязке того, что могло бы обернуться маленькой трагедией. И конечно, главная роль принадлежала сестре Розе. Одна из многих спасенных ею беспомощных собак! Ее приют будет расти, и ей придется работать все усерднее без всякой выгоды для себя. По всей стране другие такие же люди содержали такие же приюты, и я чувствовал гордую радость от того, что на какую-то минуту приобщился к этой бескорыстной армии, неутомимо и без отдыха сражающейся на стороне бесчисленных животных, полностью зависящих от человеческих прихотей.

Впрочем, тогда меня занимала только одна мысль: «Пип обрел настоящий дом».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

При первом же взгляде на больных телят, сбившихся в кучку выше по склону холма, меня охватили дурные предчувствия. Неужели Далби ждет новая беда? Так не хотелось этому верить!

Старая поговорка «Пришла беда — отворяй ворота», несомненно, придумана фермерами. В прошлом году — ликтиокаулез, а теперь вот это. Началось же все со смертью Билли Далби, могучего великана с медлительной улыбкой и медлительной речью. Силой и крепостью он мог помериться с любым косматым бычком, но истаял за несколько недель. Диагноз — рак щитовидной железы, и Билли не стало прежде, чем окружающие успели понять, что с ним, и вот теперь только его фотография улыбалась со стены его жене и троим малолетним сыновьям.

По общему мнению, миссис Далби следовало продать ферму и переехать куда-нибудь в город. Как же на ферме и без мужчины? А Проспект-Хаус и вообще-то ферма плохонькая. Соседние фермеры выпячивали нижнюю губу и покачивали головой: луга ниже дома заболочены, а выше по склонам почва кислая, полно каменных россыпей, трава жесткая и вся в проплешинах. Нет, где уж тут женщине справиться!

В этом все были единодушны — все, кроме миссис Далби. Она меньше всего походила на богатыршу: пожалуй, она была самой маленькой женщиной среди всех моих знакомых, но зато выкована из несгибаемой стали.

Она всегда знала, чего хочет, и все делала по-своему.

Мне вспомнилось, как еще при жизни Билли я делал прививки овцам и миссис Далби пригласила меня в дом.

— Не выпьете ли чашечку чаю, мистер Хэрриот? — спросила она любезно, слегка наклонив голову набок, чуть улыбаясь вежливой улыбкой. Ни следа грубоватой небрежности многих и многих фермерш.

Направляясь на кухню, я уже знал, что меня там ждет неизменный поднос. Миссис Далби сервировала чай для меня только так. Гостеприимные обитатели йоркширских холмов постоянно приглашали меня перекусить чем Бог послал, — иногда и отобедать, но днем дело обычно ограничивалось кружкой чаю с лепешкой или куском яблочного пирога, отличающегося необыкновенно толстой коркой, но вот миссис Далби всегда подавала мне чай на особом подносе. И стоял он на особом столике в стороне от большого кухонного стола — чистая салфетка, парадная фарфоровая чашка с блюдцем и тарелочки с нарезанными маслеными лепешками, глазированными коржиками, ячменными хлебцами и сухариками.

— Садитесь, пожалуйста, мистер Хэрриот, — произнесла она с обычной своей чинностью. — Не слишком ли крепко заварен чай?

Говорила она, как выразились бы фермеры, «очень правильно», однако это отвечало самой сути ее личности, воплощавшей, мне казалось, твердую решимость се делать как полагается.

— По-моему, в самый раз, миссис Далби! — Я сел, с неловкостью ощущая себя выставленным напоказ посреди кухни. Билли тихо улыбался из глубины старого кресла у огня, а его жена стояла рядом со мной.