Так и пошло. В школе Петя учился слабовато, пропускал много.

А в старших классах вдруг так рванул, что намного обогнал одноклассников, особенно по математике. И побежало время: окончил мехмат, женился, два сына у него: Филя на папиных задачках вырос – в девятом классе матшколы учится, Арсений в художественном лицее «рисовульки рисует».

А маме, Петиной маме, Полине Николаевне, уже тем временем восемьдесят стукнуло. И стала она «кончаться». «Кончаюсь, – говорит. – Устала. И так уже много пожила». Гемоглобин упал ниже низкого. Рак крови поставили, положили в больницу. Стал Петя бегать на станцию переливания крови, доноров ловить. Пять переливаний сделали – гемоглобин подняли, тромбоциты упали в десять раз ниже нормы.

Плачет бабушка, ничего уже не хочет.

И вот придумал Филя, любимый внук, как дух в ней поднять.

Вытащил из олимпиадных задач красивую, про вневписанную окружность, и с отцом послал, дескать, вот он бился, решить не может, просит бабушкиной помощи.

Приехал Петя к маме. Она под капельницей лежит бледная-бледная, всё тело какой-то сыпью пошло: чужую кровь отторгает.

– Вот, мамочка, Филя задачу не может решить, на тебя надеется.

– Хорошо, положи, обязательно посмотрю.

– Как бабушка? – спросил вечером Филя. – Задачу смотрела?

– Вряд ли уже… – Отец взял его за плечо. – Она совсем плохая. Но обрадовалась. Говорит, посмотрит. Тебе привет передаёт.

На следующий день Петя проснулся в пять часов (жили тогда на даче) и побежал на поезд. Когда около шести вечера Филя открыл ему калитку, он стоял как-то сбоку, словно не мог войти. Потом быстро прошёл по дорожке в дом. Я встретила его на веранде, услышала: «Всё». Филя стоял под жасмином, с протянутой рукой – как протянул руку отцу, так и остался стоять. И лицо было такое, как будто вдруг сильно подавился.

– Как же так? – пробормотала я. – Ты… успел попрощаться?

– Она уже ничего не понимала: бредила, хватала воздух руками. «Скорей! Скорей!» – Как будто боялась чего-то не успеть. Меня не узнала. Потом я ушёл, думал сходить на работу, прийти ещё вечером. А мне позвонили с её мобильника, что уже всё. Я пришёл – её уже нет. Соседка по палате рассказала, что она всё чертила что-то в воздухе, как будто круг, потом сказала: «Так!» – и умерла. А ведь ещё ночью, говорит, сумела лампочку над кроватью включить и как будто читала.

Филя медленно поднялся по ступенькам на крыльцо.

– Совсем всё? – тупо спросил он.

– Совсем. Это тебе, – отец протянул ему сложенную вдвое бумажку – листочек в клеточку. Филя развернул – его почерк: «Дано: вневписанная окружность… Доказать…» А внизу бабушкиным аккуратно заточенным карандашом выведен слабенький крестик. Крестиком она всегда помечала решённые задачки. Он сложил бумажку, сунул в карман и пошёл в сад, где Арсений, сидя на пне, писал свою сосну.

– Папа пришёл? – спросил он, не отрывая взгляда от этюда.

– Угу.

– Как бабушка?

Филя молчал.

– Задачку не решила?

– Решила.

– Ого! – Арсений положил кисточку на траву и посмотрел на него.

Филя шагнул к нему и погладил по кудрявой голове.

– Ты хороший, Арс, ты очень хороший…

– Ты что… – Арсений испуганно схватился за кисточку.

Филя молчал.

– Умерла?

– Да.

…

«Что же теперь?» – думала я. Ведь Полина Николаевна всегда говорила: «У нас с Петей пуповина до сих пор не прервалась». И это была правда.

Прошли похороны. Поминок не было, потому что Полина Николаевна категорически запретила их устраивать.

Петя только и делал, что ездил на велосипеде – то в магазин, то просто так, по окрестностям. Филя сидел в баньке и играл сам с собой в шахматы. Арсений бродил по саду и швырял шишками в стволы сосен и ёлок. А я всё прибиралась и прибиралась в нашем осиротевшем доме, словно пыталась заменить ему Полину Николаевну, и без конца таскала цветы в горшках то в сад, то обратно на веранду.

В то утро Арсений деловито сунул краски в целлофановый пакет и сказал:

– Мам, закрой калитку.

– Куда?

– Пленэрить на речку.

Я закрыла калитку и вернулась в дом.

Из комнаты Полины Николаевны раздавались оживлённые голоса – Фили с Петей. Я стала убирать со стола остатки завтрака.

– Непрерывная функция – знаешь, что это такое? – спрашивал Петя. – Ну так вот… Подожди, не перебивай… Понял? Ну да, это она и есть… Вот задачка…

И потом ещё – Филины робкие вопросы, Петины «ну смотри…» и снова Филино удовлетворённое угуканье и обдумывающее мычание…

Помню одно далёкое лето под Звенигородом. Была я маленькая на даче с детским садом. Заросли малины и крапивы, крапива в человеческий рост, ягоды огромные и сладкие. Руки и ноги потом горят ещё целую неделю. Стрекозы-пираты летают вокруг как самолёты-разведчики. Ливни такие, что друг друга не разглядеть на расстоянии нескольких шагов. Однажды в грозу земля чуть не раскололась пополам и огромное дерево с грохотом упало на крышу нашего домика прямо во время тихого часа!

Был овраг, где мы рвали «ёжики», пулялись ими, делали смешных человечков, украшали себя и друг друга колючими «орденами».

Потом откуда ни возьмись явилась Рябина – красно-розовая, жёлто-оранжевая, горько-сладкая! Из неё делались бусы, но одна рябинина почему-то оказалась у меня в носу, и я подумала, что сейчас умру!

Прошло много лет. Идём с Арсом через овраг – а там «ёжиков» видимо-невидимо! Срываю три штуки и, соединив вместе, прикрепляю себе на футболку. Арс даже не заметил. Вдруг навстречу нам старик идёт, чем-то немного на лешего похожий. Увидел мой «орден» и, прищурившись, спрашивает:

– А вы хоть знаете, что это за цветы?

– Ёжики, – говорю, смеясь (так с детства осталось, другое в голову не пришло). Арс выжидающе молчит.

– Не знаете? – удивляется старик. – Неужели?

Молчим и улыбаемся, предчувствуя подвох.

– Так ведь это лопух цветёт!

Тут у нас как будто глаза открылись. Смотрим – перед нами и в самом деле гигантские лопухи.