Мэри встала, убрала Бедекера, а затем достала револьвер и патроны из поясной сумки, куда положила их раньше. Погасила газовую лампу и, перед тем как лечь, сунула револьвер и кожаный мешочек с патронами под подушку. Револьвер был не заряжен – она не рискнула бы спать с заряженным оружием под головой. В критической ситуации он будет не слишком полезен – разве что по голове кого-нибудь стукнуть. Но все-таки его тяжесть под подушкой как-то успокаивала.

Интересно, Жюстина так и сидит в вагоне-ресторане и беседует с Генрихом Вальдманом? А он довольно красив, этот Вальдман, – голубоглазый, светловолосый, с мальчишеским лицом. Полная противоположность… не будем говорить кому.

Жюстина: – Мы к тому времени уже вернулись в купе, но не спали, разговаривали. Вальдман рассказывал о политической и экономической обстановке в Австро-Венгрии, и я решила, что лучше узнать об этом как можно больше до приезда. Не очень-то это было интересно – политика меня в тоску вгоняет. Но полезно. А потом мы заспорили о Лейбнице и просидели так далеко за полночь. Это было, конечно, поинтереснее политики.

Кэтрин: – Ну еще бы.

Жюстина: – Это был сарказм?

Кэтрин: – Нет, конечно. С чего бы мне говорить о Лейбнице с сарказмом?

Жюстина: – Вот теперь совершенно ясно, что это сарказм!

Диана: – А кто такой Лейбниц?

Наутро они позавтракали в вагоне-ресторане, и опять в компании месье Вальдмана. Мэри ожидала, что они с Джастином опять будут говорить о политике, однако в этот раз Вальдман обратился к ней. Нравится ли ей путешествие? Как ей кажется, континентальная Европа сильно отличается от Англии? Ему самому очень понравились каникулы в ее стране. Они с другом бродили пешком по Озерному краю. Знакома ли она с творчеством Сэмюэля Кольриджа? Кольридж – его любимый поэт. Он решительно предпочитает Кольриджа Вордсворту. А она? Каково ее мнение по этому важному вопросу?

Мэри призналась, что очень любит Вордсворта, а стихов Кольриджа читала слишком мало, чтобы судить, но оба они стоят в ряду величайших английских поэтов. Намазывая булочку маслом и джемом (завтрак в поезде был, что называется, «континентальный»), она пыталась припомнить, что же она читала из Кольриджа. Как жаль, что мисс Мюррей не могла позаниматься с ней подольше, чтобы она успела получить настоящее образование!

Внимание месье Вальдмана казалось ей довольно лестным. Помимо всего прочего, он был, пожалуй, ее ровесником или чуть старше. И с утра казался еще красивее. Волосы у него были чуть взлохмачены, и он чаще улыбался – особенно ей. В разговоре он слегка наклонялся к ней, словно они делились какими-то тайнами. Он казался таким прямым и открытым, не то что некоторые другие, которых она могла бы назвать.

Теперь он рассказывал о своей учебе:

– Больше всего меня интересуют инфекционные заболевания, мисс Фрэнк, – говорил он. – Я хочу выявить их причины и способы заражения. В последнее десятилетие в этой области проделана огромная работа – в частности, мы сократили число вспышек холеры и тифа. Но еще столько всего нужно сделать.

Утром глаза у него были еще голубее и казались очень искренними. И стремления у него благородные, правда ведь? Избавить человечество от таких бедствий?

После завтрака, когда их купе уже было приведено в свой дневной вид, он зашел к ним – в сопровождении мистера Джастина Фрэнка, разумеется, – и сел рядом с Мэри. Мужчины стали обсуждать новейшие научные открытия и их философский смысл, однако на этот раз и Мэри участвовала в разговоре. Диане же было смертельно скучно, о чем она не преминула доложить:

– Я пойду подышу, – сказала она и исчезла – кто ее знает куда! Перед вторым завтраком Мэри пошла ее искать и нашла уже в вагоне-ресторане: она сидела за столиком с турецким торговцем коврами, венским шоколатье и своей подругой-герцогиней. Несколько часов подряд они играли в какую-то карточную игру. И, очевидно, на деньги, потому что Диана выиграла десять франков.

– Откуда у тебя деньги, чтобы играть? – свирепым шепотом спросила Мэри, когда утащила Диану назад в купе.

– У тебя украла, конечно, – сказала Диана. – Ой! Пусти руку, больно. Тебе бы радоваться надо – украла-то я всего пять, а теперь у нас есть десять!

После обеда Мэри принялась изучать свой немецкий разговорник. «Danke schön». «Wie viel kostet das?» «Wo ist das Museum der Kunst»?[31] Джастин лег вздремнуть после обеда у себя в купе. Должно быть, вчера допоздна заговорился с месье Вальдманом. Интересно, куда этот месье Вальдман подевался. Должно быть, покурить вышел?

– Он с тобой флиртовал, – сказала Диана. – Хотела бы я знать зачем!

– Да, конечно, со мной никто не может флиртовать просто так, без каких-то тайных целей, – недовольно отозвалась Мэри. – Я же такая сдержанная, рассудительная и все такое прочее.

– Ой, да брось ты! Только не говори, что купилась на всю эту чепуху про Кольриджа и Вордсворта. Какой мужчина станет заводить разговоры о стихах? Разве что под пытками.

– Что значит – чепуха? И почему мужчина не может говорить о поэзии? Тем более что он швейцарец. В Швейцарии молодые люди наверняка очень отличаются от англичан.

Тут Мэри услышала стук в дверь купе. Уж не месье Вальдман ли? Но, открыв дверь, Мэри увидела герцогиню.

– Ah, ma chère Diane[32], – проговорила та. – Не хотите ли продолжить нашу petit jeu?[33] Джентльмены говорят, что хотят играть.

Диана оглянулась на Мэри:

– Ну как?

– Ой, да мне-то что! – резко ответила Мэри. – Иди куда хочешь!

Она тут же пожалела об этом: все-таки у Дианы было при себе десять франков, и пять из них принадлежали ей, Мэри! Но, пока она успела открыть рот, Диана уже выскользнула за дверь.

Диана: – А на самом деле ты хотела сказать: «Иди к черту!» Но разве же настоящая Мэри такое скажет?

Мэри: – Очень сомневаюсь, что черт стал бы водить с тобой компанию.

Миссис Пул: – А я думаю, ты бы беднягу дьявола запугала до смерти!

Диана: – Даже не сомневайтесь.

За ужином к ним вновь подсел месье Вальдман. На сей раз разговор зашел о сравнительных достоинствах классической и романтической школ искусства, а также о новых методах импрессионистов. Джастин признался, что ему нравится Моне, хотя да, технически это, может быть, несколько небрежно. Но свет! Цветовая гамма! Он и сам экспериментировал в импрессионистском духе. Вальдман сказал, что предпочитает Курбе и Делакруа. Мэри чувствовала себя ужасной невеждой. И откуда Жюстина столько всего знает? Ну конечно, она ведь прожила почти сто лет, и большую их часть провела за чтением. Все же Мэри решила, что, как только вернется в Лондон, займется самообразованием. Будет ходить по картинным галереям, слушать лекции о науке и политике. Читать знаменитые книги.