Между девчонками секретов не было. Они подробно и с удовольствием обсуждали друг с другом свои переживания и события жизни. Лишь одной темы по обоюдному согласию не касались — участия родителей в истории со скифским золотом. Словно те не были главными действующими лицами этой истории и всего, что сопутствовало ей.

Кто всегда проявлял готовность говорить о перипетиях случившегося — так это Игорь. Сашка никогда не останавливала его. Понимала, что брату надо выговориться — иначе сам себя загонит в угол из-за мучительного чувства вины перед отцом.

Кроме Игоря, обстоятельства, связанные с исчезновением скифских сокровищ, Сашка обсуждала и с Глебом. Но если вначале его интересовал все-таки психологический срез событий, по прошествии времени стал занимать только один вопрос — сколько денег выручит за скифское золото тот, кто его нашел, и кому вообще можно толкнуть такие находки.

Осень оказалась сезоном дней рождения. В октябре-ноябре с интервалом в две недели Альбинке и Сашке исполнилось семнадцать, Глебу — восемнадцать. Но вереницы праздников, как планировали девчонки, не получилось! Настроение сбил Глеб. Заявил, что начал копить деньги на машину и не намерен тратиться на гулянку.

— Понимаешь, — говорил он Сашке, — когда хочешь приобрести что-то серьезное — избегай лишних расходов. Это золотое правило крупных покупок.

Но праздничный семейный ужин, хоть и нельзя сказать, что удался, все-таки состоялся. Сашка впервые появилась в доме Большаковых и предстала перед родителями Глеба. Она весь вечер ощущала на себе пристальное, строгое внимание и от смущения не могла вымолвить ни слова, тем более умного. Большаков, правда, пытался ее разговорить. Интересовался, например, почему решила стать скульптором, но она не знала, как ответить, и быстро замолчала. «Саша, а вы читали роман Вейса о Родене?» — вежливо продолжал расспросы Борис Петрович. Она отрицательно покачала головой и тут же с ужасом поняла, что это очень, очень плохо.

…Глеб не накопил даже мало-мальски значительной суммы на машину, а Альбинка уже вовсю разъезжала на красненьком жигуленке. Иногда после занятий в институте они вместе заезжали за Сашкой в Строгановку на Волоколамское шоссе. Девчонки садились на заднее сиденье, чтобы поболтать, а машину вел Глеб. От вождения он получал огромное удовольствие и не скрывал, что отчаянно завидует Альбинке. Скоро, однако, он получил от отца такой подарок, что чувство ревнивой досады, связанное с Альбинкиным благосостоянием, сменилось совершенно противоположным.

Глеб стал обладателем добротной однокомнатной квартиры в самом начале Комсомольского проспекта. Он сам попросил отца вместо мебели пополнить его автомобильную копилочку. Долгое время в квартире не было ничего, кроме холодильника «ЗИЛ», огромного синтетического ковра и пружинного матраца, на который все-таки расщедрился сам Глеб.

Сидя на этом матраце, как на диване, а скатерть постелив прямо на ковер, Сашка, Альбинка, Игорь и Глеб встретили новый, 1981 год.

Свою первую взятку Ульянский получил во время командировки в Приморье. Его «бросили» на ликвидацию последствий тайфуна, налетавшего почти ежегодно, но в этот раз натворившего особенно много бед. Край, замученный жестокой стихией, переживал серьезные трудности. Сделать какие-то результативные ходы, чтобы восстановить нормальное течение жизни в условиях порушенной транспортной системы, отсутствия энергоснабжения, проблем с продовольствием и питьевой водой, мог только правительственный чиновник очень высокого уровня.

Вернувшись во Владивосток после долгой и, надо сказать, утомительной поездки по регионам, пострадавшим от тайфуна, Ульянский позволил себе немного расслабиться. Он с удовольствием принял приглашение первого секретаря крайкома партии, сопровождавшего его со дня приезда, отдохнуть вечером за домашним ужином.

Гостеприимная атмосфера уютного дома располагала к тому, чтоб разговор плавно от проблем края перешел к делам семейным.

— Понимаешь, — пожаловался приморец, обращаясь к Ульянскому, согласно советской партийно-правительственной традиции, на «ты», — отправил дочку с мужем в Москву. Они там в аспирантуру поступать хотят, а жить негде! Устроил их временно в общежитие Академии наук, но вопрос решать надо. Не поможешь?

Ульянский обещал подумать.

В тот же вечер приморский хозяин предложил ему воспользоваться заманчивыми возможностями прибрежной торговли.

Еще в конце шестидесятых Никита Хрущев чуть приподнял железный занавес на восточных рубежах страны. Прибрежные районы немедленно и благодарно ощутили на себе неожиданную милость власти — десять процентов валютной стоимости морепродуктов, которые тоннами уходили в соседнюю Японию, стали оседать на местах. Оседать не в виде иен или долларов, а оснащения рыболовецких совхозов и судов настоящим японским оборудованием и товарами — тралами, малой техникой, теплыми комбинезонами, даже удобными резиновыми перчатками, действительно пригодными для работы.

Небольшую часть «бартерной» валюты Хрущев дальновидно разрешил пускать на ширпотреб. Справедливо полагая, видимо, что жульничать все равно будут.

Вот из этой хитрой лазейки Ульянскому уже на следующий день привезли два больших телевизора, три маленьких, два магнитофона и четыре приемника — как заказывал. Всего на сумму сто пятьдесят рублей. Даже по загадочному курсу прибрежной валюты это был полный японокоммунизм! Конечно, Ульянский понял — приморец задабривает его, но промолчал и отказываться от заморской техники не стал. Отметив только, что с квартирой для дочки надо помочь обязательно.

Свой огромный багаж в Москву Ульянский не повез, оставил во Владивостоке до оказии. Маленький телевизор, правда, взял с собой. Решил сделать подарок Антоше. Представил, как радостно она засмеется, положит руки ему на плечи и прижмется всем телом. И будет в этой ласке любовь, благодарность, обещание и дразнящий намек на то, что его ожидает, когда он с бешено бьющимся сердцем… Господи! Седина в голову… Да черт с ней, с сединой-то! Давно не чувствовал себя таким бодрым и сильным.

Теперь для встречи с Антошей ему не нужно было ехать в Строгино. Он поселил ее на Новом Арбате. От нового места работы на Краснопресненской набережной, куда переехало российское правительство, до ее дома пятнадцать минут ходу, и он частенько наведывался к ней, даже, бывало, в течение рабочего дня.

Денег у Антоши не было совсем, поэтому все расходы, связанные с ее переездом и обзаведением немудрящим хозяйством, легли на него. Недавно потратился на машину для Альбинки, теперь вот мебель для Антоши. А хорошо бы и ей машину купить. Тем более уже пообещал! Вообще, осмелел настолько, что позволил ей посещать курсы вождения в Совмине. Антоша училась там вместе с дочерью. Пикантность ситуации возбуждала неимоверно. Он сам начал ощущать себя суперменом, а Антоша, застигнутая врасплох то в кухне, то в ванной, только приговаривала: «Ты с ума сошел!»

Когда в Москву приехал приморский хозяин, прихватив оставленное Ульянским японское добро, вопрос с жильем для его дочери был уже практически решен, причем неплохо. Во время встречи приморский гость осторожно так поинтересовался, можно ли при содействии Владимира Ивановича разместить в Финляндии заказ на строительство для края морозильных траулеров в количестве пяти штук.