– Никого, кто мог бы подойти под это ваше описание, – медленно и настороженно откликнулся Буйчилов. – А в чем дело, Матвей Евграфович? Вам известно что-то, что неизвестно мне? Скажите откровенно!

– Нет. Пока только догадки, Кондратий Ксенофонтович.

Поверил ли профессору начальник Третьего отделения, или в его душу закрались некоторые подозрения – неизвестно, но, не сказав больше ничего, Буйчилов раскланялся и уехал.

Сидящая в гостиной Ульяна Дмитриевна машинально отметила, что визит сотрудника департамента к ее мужу занял не более пяти минут. А ведь обычно Буйчилов засиживался значительно дольше независимо от времени суток.

У Ульяны Дмитриевны вновь возникло желание подняться наверх и нарушить уединение супруга, но, поколебавшись немного, она решила отложить это свое намерение на чуть более поздний срок…

Но Головацкий не спустился и к завтраку следующего дня.

И почему только ему доставались от профессора столь неблагодарные задания? Михайлов уже не единожды обращался к самому себе с этим риторическим вопросом и всякий раз не мог найти на него ответ…

Конечно, с Прохором, слугой покойного князя Рушанского, оказалось общаться не в пример проще, нежели с Ветловым, но тем не менее занятие это было такое же бесперспективное и ни к чему не ведущее. Прохор не мог сообщить Михайлову ничего, кроме того, что им уже было сказано ранее в разговоре с сотрудниками департамента.

Но Егор, то и дело коротко поглядывая в окно, вновь возвращался взглядом к собеседнику и старательно заносил все его показания в блокнот. Этот самый блокнот чуть позже он и намеревался представить на рассмотрение Матвею Евграфовичу.

– Это был первый день нынешней зимой, когда князь отправился купаться в проруби?

– Да как же первый, барин? – то ли удивился, то ли оскорбился за своего покойного хозяина Прохор. – Он уж в этом году, почитай, раз пять нырял. Через день мы с ним ходили. Как лед на речке образовался, его сиятельство недельку выждало, для верности, значит, и прямиком туда. На речку. И всякий раз водочку с собой брали-с. Без этого никак. Без этого вмиг можно какую-нибудь хворь подхватить. Вот я с собой и брал завсегда. А тут, вишь, не хватило. Мне его сиятельство и говорят: «Сбегай-ка ты, Прохор, еще за одной». Ну, а мне чего? Коли приказывают? Я и побежал. А как вернулся, его сиятельства и нету нигде. Вещи лежат, где и сложены были, а самого не видно. Вот я и думаю: утонул, не иначе. Но до сих пор ищут…

– Так, может, не утонул все же? – поделился своим собственным предположением Михайлов и тут же пожалел о сказанном.

Глаза Прохора испуганно округлились.

– Да куды ж ему деться-то, барин? Не в духа же он бесплотного превратился, прости меня, господи, – при этом старик истово перекрестился.

– Ну, хорошо, хорошо, – с неудовольствием поморщившись, вынужден был сдаться дознаватель. – Оставим темные истории с исчезновением князя в стороне. Утонул так утонул. Тут уж ничего не попишешь. Расскажи-ка мне лучше, что делал его сиятельство до того, как в тот день отправился к проруби?

– А чего делали? Ничего такого и не делали. Обедали сначала, потом почивали, письма, помню, какие-то разбирали… В общем, все как обычно было, ничего такого.

– А что за письма?

– Этого я не видел, барин, – Прохор развел руками.

– А был у его сиятельства кто с визитами?

– Нету. В тот день не было никого.

– А накануне? – не отступал Михайлов.

Прохор пытался вспомнить что-то, затратил на это не менее двух-трех минут, в течение которых Егор откровенно маялся в ожидании, но тот так ничего и не вспомнил. Только покачал головой.

– Накануне, наверное, и были. Разве ж теперь упомнишь, барин.

– Ясно! – Михайлов уже собирался было захлопнуть блокнот, но решил напоследок попытать счастья еще в одном вопросе: – А скажи-ка мне, Прохор, не видел ли ты в последнее время в доме или поблизости от него невысокого смуглого человека в темном пальто и котелке, прихрамывающего на левую ногу.

На этот раз, как ни странно, Прохору не понадобилось ни секунды на раздумья.

– Был такой человек, – уверенно заявил он и очень подивился тому, когда собеседник едва не подпрыгнул от неожиданности. – Он к его светлости раза два, а то и три в последнее время захаживал. Солидный такой барин, как вы и описали его. При нем еще саквояж был.

– Малиновый?

– Точно, малиновый. Как есть, говорю.

Михайлов сделал быструю пометку в блокноте. Настроение его мгновенно переменилось. Выражение скуки и обреченности стерлось с лица, а вместо него появился самый настоящий азарт охотника.

– Так, может быть, этот господин и в день смерти у князя был? Как его звали, Прохор? Не припомнишь?

– Не-е, в день смерти не было, – протянул старик. – Я же вам говорил уже, барин. В день смерти у их сиятельства никого не было. А тот человек, о котором вы толкуете, до этого все захаживал. Только имя я его не припомню. Извиняйте, барин. Да и не слышал я имени его, если уж на то пошло. К чему мне оно? Я с ним чаи распивать не собирался. Пришел – ушел… Мое дело маленькое, барин.

Михайлов разочарованно захлопнул блокнот. В любом случае то, что он узнал, само по себе уже было немало. Человек в пальто, прихрамывающий на левую ногу, умудрился и тут засветиться. А значит, и здесь просматривалась несомненная связь с предыдущими несчастными случаями.

Егор поднялся на ноги. Его примеру мгновенно последовал и Прохор. Выжидательно уставился на гостя. Дескать, не будет ли еще каких вопросов. Но новых вопросов со стороны Михайлова не последовало. Он лишь пожелал побывать на том месте, где предположительно утонул князь Рушанский, и попросил Прохора сопроводить его к той самой злополучной проруби.

– Сей момент, барин. Я только тулупчик накину – и мигом.

Михайлов обождал его на улице. Быстро дошли до речки, от которой, как оказалось, до дома князя Рушанского рукой было подать, но покойный, как объяснил по дороге Прохор, все равно любил к проруби на санях подъезжать. В санях и одежду князь свою оставлял.

– Вот здесь это было, – возвестил старик, внезапно остановившись, и идущий позади него Михайлов с трудом избежал столкновения. – Вот прорубь, в которой их сиятельство купаться в последний раз изволили. А вот тут сани ихние стояли.

Михайлов склонился. Искать на покрытой льдом речке следы уже не имело смысла. Если таковые и были, то за минувшие сутки с лишним их давно уже снежком припорошило. Не осталось даже следов от саней князя Рушанского. Егор обернулся назад и приблизительно прикинул расстояние от этого места до дома князя. Дом Рушанского стоял немного на взгорке и был хорошо виден. Чуть левее небольшой подлесок, справа, но уже на более значительном расстоянии, частное поселение, деревенька… Если человек, прихрамывающий на левую ногу, приложил руку к смерти князя Рушанского, то действовать ему пришлось весьма быстро. В противном случае он непременно угодил бы в поле зрения Прохора.