Сама Ив предпочла бы менее сурового и замкнутого джентльмена. Лет на десять моложе капитана Реверю, но в то же время закаленного в сражениях и обладавшего жизненным опытом и притягательностью, которой этот суровый моряк никогда не имел. Человека с непокорными золотисто-каштановыми волосами, постоянно противившимися его попыткам уложить их с армейской аккуратностью, и глазами, менявшими свой цвет от темно-карих до отливающих золотом, когда он вспоминал, что молод, и позволял себе радоваться, что остался жив. Та Ив, которую она пыталась загнать в угол и забыть, вздохнула о своем герое и показала язык другой — той, что жила в реальном мире, где не имела права предпочесть Кольма Хэнкорта любому другому мужчине, зато имела кучу причин этого не делать.

— Может быть, во второй раз человек любит иначе, но это не значит, что его чувство менее сильно, — в конце концов сказала она, надеясь, что это именно то, что жаждет услышать Элис. Конечно, Ив и самой хотелось в это верить, потому что, если это не так, ее ждала одинокая жизнь.

— Я думаю, мне бы хватило уважения и дружеских чувств со стороны мужа, если бы я его устраивала. Это больше, чем ждут от супружества большинство женщин в моем положении. Родители хотят, чтобы я вышла замуж и счастливо жила своей семьей, но, если я не выйду за человека, стоящего выше меня по положению в обществе, они будут разочарованы, — сказала Элис, смиренно пожав плечами. — Желать любви — это, наверно, слишком.

— Но почему бы мужу тебя не любить, Элли? Ты умная, красивая и воспитана не хуже любой другой из наших соседок. Мне ты нравишься гораздо больше, чем большинство из них, а это значит, что ты просто образец всех женских достоинств, тебе не кажется? — пошутила Ив, чтобы разрядить атмосферу и не слишком погружаться в мысли о мужчинах, которых они не могли позволить себе полюбить.

Другое дело хотеть. С этим она совершенно ничего не могла поделать. Казалось, что в тот день, когда она встретила Кольма Хэнкорта, ее тело начало жить своей жизнью и теперь существовало само по себе, невзирая на ее решимость перестать мечтать о его горячих поцелуях, но теперь уже наедине.

— Добрый день, мистер Хэнкорт.

После недолгих колебаний Кольм решил, что не может делать вид, будто ничего не слышал.

— Добрый день, мисс Уинтерли. Вам было бы лучше остаться в доме и прогуляться по галерее, чем выходить на улицу в такую погоду.

— Я привыкла ежедневно получать порцию холодного северного воздуха и почувствовала, что должна выйти, пока не стемнело. По нашим грубым понятиям это всего лишь густой туман, — сказала она с кривой усмешкой, от которой у него внутри что-то ёкнуло.

— По-моему, это больше похоже на дождь, — буркнул Кольм, бросив измученный взгляд на потоки воды, заливавшие все вокруг летнего домика с колоннами, в котором он нашел убежище, о чем теперь глубоко сожалел.

— Да, теперь он начался по-настоящему. И это одна из причин, почему мы обычно проводим это время года в Сомерсете. Но мой отец скучает по Даркмеру, а Хлое хорошо в любом месте, где он счастлив. Я надеюсь убедить их, что не хочу проводить следующий сезон в городе и предпочитаю оставаться здесь, когда родится мой маленький братик или сестричка.

— Если вы сможете их убедить, они с удовольствием останутся здесь, — сказал Кольм, удивляясь, как ему удается говорить так спокойно, когда желание сделалось острым до боли. Они были одни в этом уединенном месте, отрезанном дождем от остального мира. Она стояла слишком близко, и предостережения лорда Фарензе развеялись по ветру, словно пух, в то время как бушевавшая у него в груди буря требовала чего-то большего.

— Мне здесь нравится, — призналась она. — Свои первые шестнадцать лет я жила в Даркмере бо́льшую часть года. Как я могу не любить его, когда он так красив, а вдобавок это мой дом?

— Да, вид великолепный, даже в дождь. — Кольм окинул взглядом панораму окрестностей Даркмера, которой мог позавидовать самый лучший создатель садов и ландшафтов.

Замок стоял под низким небом непобедимой твердыней, а у его подножия бушевали волны, рев которых Кольм слышал даже отсюда. Более робкая семья наверняка предпочла бы отступить перед нескончаемой чередой штормов, которые море день за днем бросало на стены замка, но он подозревал, что племя воинов, из которого происходила Ив, упивалось зрелищем этого бесконечного сражения моря и скал. Уинтерли наверняка считали это место колыбелью своей семьи.

— Здесь гораздо холоднее, чем на юге, — сказала она, как будто для нее битва разума против чувств была почти выиграна. Кольму хотелось крикнуть, что это невозможно, пока внутри ее таятся страсти, убить которые означало бы противиться природе. — Даже мой отец признает, что погода может быть суровой и безжалостной, поэтому, если мачеха сочтет, что здесь слишком холодно, мы уедем отсюда на зиму.

— Мне кажется, ваши родные будут счастливы, если вся семья будет здесь на Рождество.

Теперь он говорил вежливые, ни к чему не обязывающие слова.

Мисс Уинтерли пожала плечами с таким видом, будто не совсем понимала, зачем он спрашивает ее о семье, и Кольм, почувствовав острый укол зависти к ее уверенности, что семья важнее всего остального, напомнил себе, что не все семьи таковы.

— А как выглядят зимы в Испании и Португалии? — спросила Ив, как будто понятия не имела, что он на грани безумия и едва сдерживает себя.

И все же напряжение в самом воздухе говорило о том, что она все понимает и чувствует, и это ее способ держать свои чувства под контролем. Кольм попытался последовать ее примеру. Те дни казались такими далекими и одновременно близкими, как будто он только что сошел с военного корабля и еще не поймал нерв новой жизни, в которую вступал. Люди, которых он считал почти братьями, были мертвы, или остались в полку, или старались справиться с этой задачей в кругу семьи и друзей, не знавших, что значит жить, когда каждый миг может стать последним.

— Зимой мы участвовали в спектаклях, предавались старым добрым забавам и старались занять людей тренировочной стрельбой или любым другим спортом, который им интересен. Если им удавалось раздобыть вина, пьянствовать дни и ночи напролет и развлекаться с местными женщинами, они делались довольны, но практически неуправляемы. И конечно, офицеры любили охоту.

— Вы скачете, как будто родились в седле.

Значит, она заметила, как он держится в седле? Хитрая мисс Уинтерли, мысленно обвинил ее Кольм, вспоминая, с каким царственным равнодушием к нему она скакала впереди на их экскурсиях по осмотру достопримечательностей, оставив его исполнять обязанности кавалера при более нервных наездницах.

— Мой отец позаботился, чтобы его сын умел ездить верхом, тогда как моя любовь к книгам и учебе вызывала у него куда меньше гордости.

— Осмелюсь предположить, что он не мог понять, какое удовольствие можно получать от учебы, поскольку его собственный отец и старший брат относились к ней с презрением. В противоположность вашему дяде, который мне очень симпатичен.