Слова в путеводители расплывались перед глазами Луизы. Проснувшийся человек теперь шел к Гансу и его спутнику.

Мимо проехал велосипедист, за ним еще один. Они перекликались между собой.

Луиза встала, еще раз заглянула в путеводитель и принялась оглядываться то в одну сторону, то в другую. Она делала вид, что ищет Марбл-Арч – триумфальную арку, сооруженную в 1828 году в качестве главного въезда в Букингемский дворец и впоследствии перенесенную в северо-восточную часть Гайд-парка. Книга дрожала в ее руках.

Успокойся, сказала она себе. Это Ганс.

Она решительно направилась в северном направлении, не сходя с усыпанной гравием дорожки. Так она пройдет за спинами троих мужчин. Она шла по самому краю и уже слышала негромкие мужские голоса.

Шаг, еще один, и еще. Голоса стали громче, но разобрать слова было невозможно. Мужчины говорили тихо, слишком тихо для обычной беседы. Английский или немецкий? Трудно сказать. Звуки были низкими, гортанными, но так звучит и английский язык, особенно когда люди говорят шепотом. Английский Ганса – если, конечно, он выучил язык – должен иметь сильный немецкий акцент, разве нет?

Шаг, еще один. Теперь Луиза была прямо за спинами мужчин. Ближе она подойти не сможет. Она напрягла слух, стараясь разобрать слова.

Пожалуйста, пусть это будет английский язык!

До нее донеслось только одно слово – Musiker[1].

Луизе потребовалось время, чтобы отыскать задний вход в дом Олимпии. Во-первых, аллея, куда выходили задние выходы из особняков, была узкой и темной и с каждой минутой становилась еще темнее из-за быстро сгущающихся сумерек, подкрашенных дымом и копотью.

Во-вторых, она никогда его не видела. По правде говоря, она даже не знала номер дома. Раньше, когда приезжала к дяде, ей незачем было думать о номере дома и расположении заднего входа. Кучер подвозил ее к парадному, а лакей помогал выйти из кареты и провожал в дом со всеми церемониями, соответствующими ее королевскому статусу. Только когда они приехали в октябре, все было не так, но даже тогда их вели мисс Динглби и Ганс.

Она долго шла по грубо мощенной аллее, считая широкие ворота, ведущие в каретные сараи, и, наконец, решила, что нашла то, что ей нужно. Эти ворота были не черными, как другие, а скорее темно-серыми, и их украшал знакомый герб. На том месте, где красовался герб, по мнению Луизы, должен был находиться дверной молоток. Но, возможно, в каретных сараях дверные молотки вообще не предусмотрены. Рядом стояла большая нагруженная телега. Когда Луиза подошла, входная дверь открылась, выпустив двух молодых людей, которые несли пустой ящик. Они переговаривались и весело смеялись.

– Извините, – сказала она, – вы работаете на герцога Олимпию?

Один из парней повернулся к ней:

– Извини, друг, мы торгуем фруктами. Но ты можешь зайти, если надо, и сказать типу, который стережет вход в дом, что тебя послал Нед Эпплз. – И парень весело подмигнул.

– Спасибо, – сказала Луиза.

– Ты можешь поблагодарить меня позже, дружок, – промурлыкал парень, окинув плотоядным взглядом изящную фигуру Луизы. Та отшатнулась.

– Это вряд ли, – пробормотала она.

Внутри в конюшне было темно, пахло лошадьми и кожей. В стойлах обнаружилось несколько лошадей, которые тут же с любопытством уставились на нее. Как и сказал Нед Эпплз, вход в дом преграждал крупный человек. Луиза понадеялась, что он ее не узнает.

Подойдя к нему, она тихо заговорила:

– Добрый вечер. У меня сообщение для мисс Динглби.

– Кто это? – удивился мужчина.

– Мне нужна мисс Динглби. Она… помогает ее светлости. – Луиза внимательно наблюдала за мужчиной. Неужели он не знает этого имени? Она искренне надеялась, что мисс Динглби находится рядом с Эмили, но точно этого не знала.

Мужчина нахмурился:

– Как тебя зовут, парень?

– Меня зовут Маркем. Я – друг. Не могли бы вы ей передать, что я пришел с важным сообщением.

Мужчина слегка наклонился – он на самом деле был огромен, не меньше шести футов и четырех дюймов, – и внимательно всмотрелся в ее лицо:

– Маркем, говорите?

– Да, мистер Маркем. Я – личный секретарь графа Сомертона.

Мужчина выпрямился и крикнул кому-то невидимому:

– Джек, здесь пришел какой-то малый, говорит, что ему срочно нужна Динглби.

Ответа Луиза не услышала, но мужчина кивнул и сказал Луизе, указав на скамью между стойлами:

– Жди здесь.

Луиза проигнорировала скамью и подошла к лошадям. В ближайшем стойле находился любимый вороной герцога. Он, вероятно, узнал Луизу и ткнулся ей в плечо.

– У меня ничего для тебя нет, – тихо проговорила она. – Ты сегодня, наверное, совсем застоялся, бедняга.

Она обняла голову лошади, наслаждаясь ее теплым дыханием, силой, которой было наполнено мускулистое тело. В памяти всплыл Сомертон – такой же черный, ухоженный и полный силы, которая может быть использована для добрых и злых дел, и так же, как и этот конь, застоявшийся в клетке цивилизации.

– Мистер Маркем? – Голос мисс Динглби был громким и резким.

Луиза еще раз погладила голову лошади и повернулась к ней:

– Мисс Динглби, спасибо, что пришли.

Руки гувернантки были сложены на груди и казались стальными лентами, а физиономия была даже мрачнее, чем у Сомертона.

– Какого черта вы здесь делаете, мистер Маркем? Здесь не место для вас. И тем более сегодня, когда я специально вас проинструктировала.

– У меня есть сообщение. Очень важное. Я… – Луиза покосилась в сторону двери и понизила голос: – Я узнала кое-что…

– О чем речь?

Луиза взяла гувернантку за рукав. Очевидно, женщине еще предстояло переодеться для бала. На ней было простое шерстяное платье с длинными рукавами. Луиза потянула ее в тень и прошептала:

– Я узнала, кто предатель.

Мышцы лица мисс Динглби странно дернулись. В тусклом свете фонарей, свисавших с потолка конюшни, ее физиономия приобрела почти демоническое выражение: нахмуренные брови, прищуренные глаза, сжатые губы.

– Что вы сделали?

– Я узнала, кто предатель. Это Ганс.

Мисс Динглби высвободила руку и взялась за дверцу стойла. Лошадь повернула голову, ожидая угощения.

– Девочка, ты уверена?

– Да. Я была в Гайд-парке, наблюдала за домом…

– Что ты делала?

– У меня не было другого выхода. Я должна была лично убедиться, что Эмили в безопасности.

– Глупая девчонка! Ты могла все испортить! Тебе же сказали…