Анна еще раз заглянула под плиту, но ничего на этот раз не увидела:

– Чего тебе нужно?

– Мне ничего не нужно… Что с тобой?

– Да что вам дался этот вопрос? Хочешь узнать: не свихнулась ли я? Нет!

– Ты уверена?

– В чем?

– В том, что с тобой все в порядке?

– А ты уверена, что с тобой все в порядке?

Вера уселась на стул и потрогала мышь. Засветился экран «макинтоша», и она принялась жадно читать:

– Жутко интересно. Я отрываю тебя от работы?

– Только что выполнила дневную норму. И уже подумывала об ужине, – ответила Анна.

– Почему ты кричала, когда я вошла?

– Увидела мышку, – соврала Анна. – Я тоже кое-чего боюсь, не одна ты трусиха.

Вера не ответила и опять уставилась на экран.

– Как ты вообще зашла в дом, а не убежала, услышав мой крик?

– Не успела испугаться, – созналась Вера.

– Хочешь поужинать со мной? Есть бутылка неплохого каберне, – предложила Анна.

– Я за рулем. Мне возвращаться пора, – Вера встала. – В другой раз, а лучше приезжай ужинать ко мне.

– Ты что, прискакала сюда, чтобы проверить: все ли нормально у меня?

– Да, – согласилась она. – Ты откуда взяла эти факты?

– Нашла дневник Матильды.

Вера достала из джинсов ключи от автомобиля и оглянулась:

– А может…

– Что?

– Пусть прошлое останется прошлым.

– Нет, я должна выяснить, что произошло с ней.

– Зачем?

– Мне кажется, со мной происходит то же самое.

– Ты меня пугаешь. Скажи правду: что ты ищешь?

– Я не знаю, что со мной и чего я ищу… Вот тебе правда. Когда узнаю – скажу.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Вряд ли…

* * *

Дрожащими руками Анна взяла дневник, чтобы продолжить чтение.

«Мы должны встретиться. Любым способом. Пусть даже через мадам Тадески. Мне нужно объясниться с тем, кого я имела неосторожность полюбить. Хочу убедиться, что он тоже любит меня. Сегодня я скажу: любимый, люблю и всегда буду любить. Прости…

Черные чулки с ажурной резинкой, черное бархатное платье, прозрачная накидка, расшитая стеклярусом, жемчужное ожерелье – в таком наряде я готова предстать перед Артуром. Перед выходом я сделала две ровные дорожки и достала золотую трубочку. Теперь я в порядке.

Войдя в салон мадам Тадески, я приподняла вуаль. Гости уже собрались. Все были возбуждены предстоящим сеансом, изредка слышался нервный женский смех, мужчины шутили чаще и громче обычного. Было заметно, что все на взводе. Одна пара была в трауре. Кое-кого из присутствующих я видела и раньше.

– Вот и ты, моя милая! – ко мне выплыла баронесса фон Штейн. – Скоро начнется. Давай я представлю тебя кое-кому из присутствующих.

– Кто все эти люди? – спросила я.

– Те, кто не смог смириться со смертью близких, как и мы. Однако есть тут и такие, кто любит острые ощущения.

Я прислушалась к стоящим рядом со мной гостям:

– Так приятно получить известие от любимого…

– Медиумы могут быть полезны. Мы с мужем только и живем после сеансов…

Мне было не по себе от этой странной публики. Если бы с Артуром ничего не случилось, я бы никогда не оказалась в таком месте. Баронесса не успела меня представить всем гостям, так как появился дворецкий и пригласил нас пройти с ним.

Мы вошли в темную комнату, занавески уже были задернуты. Большой круглый стол стоял в центре комнаты, вокруг которого были расставлены несколько стульев. Мы расселись по кругу.

Дворецкий завел граммофон – одну из сонат Бетховена. Развернувшись к нам, он произнес с пафосом:

– Господа! Напоминаю, что нельзя прерывать сеанс во время действия. Нельзя размыкать руки. Как только события начнут выходить из-под контроля, все будет остановлено. Всем понятно?

Вошла мадам Тадески в черном тюрбане и кимоно из черного шелка, расшитом павлинами с золотыми хвостами. Она уселась в кресло с высокой спинкой и замерла. В комнате наступила тревожная тишина. Дворецкий закрыл дверь, и мы на мгновение погрузились в полную темноту.

Я почувствовала, как теплая ладонь баронессы фон Штейн сжала мою руку. Камни перстней вонзились мне в кожу, но я боялась пошевелиться. Вытянув в темноту другую руку, я ощутила чью-то холодную жесткую ладонь. Сейчас я не могла видеть того, кто сжимал мне руку. От темноты и душных духов баронессы фон Штейн у меня закружилась голова.

Дворецкий зажег одну-единственную свечу и поставил в центр стола. Тут я увидела, что рядом со мной сидит мужчина в трауре. Мадам Тадески подняла руку и провозгласила экзальтированным голосом:

– Здесь хорошая аура. Очень. Я чувствую, как духи тянутся к нам. Не забывайте, духи хотят войти в контакт. Они лишь ждут, когда вы отворите для них сердце и разум. Уверена, что в эту минуту вы стараетесь открыть им путь, и, значит, они придут к вам. Я буду вашим проводником в мир духов.

Все зашевелились. Дворецкий добавил:

– Господа, мы начинаем. Прошу всех хранить полное молчание. Держите руки на столе и не покидайте своих мест, что бы ни произошло. Руки расцеплять нельзя! Каждый из присутствующих может задать духу один вопрос. Только один! Вам все понятно?

Все кивнули в знак согласия.

Мадам Тадески принялась слегка раскачиваться на стуле. Остекленевшие глаза смотрели в пустоту не мигая, как у куклы. Меня охватила паника, во рту пересохло от напряжения. По комнате неожиданно пронесся сквозняк. Пламя свечи дернулось. Мадам Тадески застонала, так обычно стонут во сне, когда снится кошмар.

Я пригляделась, не веря своим глазам, позади мадам Тадески, над ее головой, сгустилось что-то похожее на облако. Вдруг она резко застыла.

– Он здесь, – сообщила мадам Тадески. – Он хочет говорить с баронессой фон Штейн. Мадам, отвечайте. Только тихо и не размыкайте рук.

Слышно было, как баронесса фон Штейн прокашлялась, чтобы вернуть себе голос, а после прошептала:

– Алешенька! Ты все еще помнишь меня?

Мадам Тадески глубоко вздохнула, ее глаза закатились, голова затряслась. И вдруг ответила молодым мужским голосом:

– Да, помню Лизонька.

– Алешенька! – закричала возбужденная баронесса фон Штейн. – Ты забыл все то…

– Извините, баронесса, вы уже задали один вопрос, – вмешался дворецкий.