рассказать нам, что произошло?

– Мне нужна эта работа. Понимаете, я не хотел, чтобы об этом узнал мой начальник.

– Расскажите нам об Эне Мэсси, – попросил Кирби, откинувшись назад на стуле и сложив руки на груди. – Думаю, что вы солгали насчет кое-чего еще.

– О чем это вы? – Симмонс нервничал. – Я не знаком с ней, сказал же.

– Вы в этом уверены? – спросил Кирби.

– Конечно уверен. Если бы я был с ней знаком, то узнал бы даже лежащую там с разбитым лицом. Но нет. Вы должны мне поверить.

– Дело в том, мистер Симмонс, что миссис Мэсси работала волонтером в больнице – в хосписе Святой Елизаветы в Стритэм. В том же хосписе, куда шесть лет назад определили вашего отца.

Кирби наблюдал, как эта информация откладывается у охранника в сознании, и думал о своих родителях. Он страшился того дня, когда одного из них могут определить в подобное место.

– Я никогда ее там не видел, честное слово, – сказал Симмонс.

– Правда? А согласно сотрудникам хосписа, мисс Мэсси несколько раз навещала вашего отца, прежде чем он окончательно переехал в хоспис. Хотите сказать, вы этого не знали?

– Нет, – Симмонс дотронулся рукой до креста на шее. – Клянусь вам, я не знаком с ней. По правде говоря, – он опустил взгляд, всем своим видом выражая сожаление, – я не всегда ладил с отцом, упокой господь его душу.

– Что вы имеете в виду? – спросил Кирби.

Симмонс поднял на него взгляд.

– Я никогда его не навещал. Я не горжусь этим и молюсь за его душу каждый день, но я ни разу не навестил его, когда он был болен. Знал, что в хосписе о нем хорошо позаботятся, так оно и было. Не знаю, кто мог к нему приезжать.

– Как тогда ваше имя оказалось в книге посетителей?

– Что? – Симмонс казался искренне удивленным. – Быть такого не может.

Кирби открыл лежащую перед ним папку, вытащил копию листа и передал Симмонсу.

– Вот ваша подпись.

Симмонс уставился на список и покачал головой. Он сжал огромные кулаки, и его пальцы задрожали.

– Мой сын. Это почерк моего сына. Лероя младшего, – он вздохнул. – Не думал, что он пойдет туда. Он мне об этом не говорил.

– Вашего сына тоже зовут Лерой Симмонс?

Охранник кивнул.

– Его имя – Джейсон Лерой. Мы с ним мало общаемся. Как по мне, так он специально подписался именем Лерой, чтобы досадить мне.

Карен МакБрайд не виделась с матерью на протяжении тридцати лет, а теперь оказалось, что Лерой Симмонс оставил отца умирать в хосписе и даже не навестил его. Кирби гадал, из-за чего они так поссорились, что все закончилось подобным образом.

– Итак, вы ни разу не навестили отца в хосписе Святой Елизаветы и не общались с Эной Мэсси?

– Нет, а жаль. Я бы поблагодарил ее, если бы мы встретились. Поблагодарил, ведь она делала то, что должен был делать я. Господь упокой душу этой бедной женщины, – он перекрестился, всем своим видом показывая, что ему стыдно. – Кто мог захотеть убить такого хорошего человека?

Это был отличный вопрос: кто мог захотеть убить пожилую женщину, которая, по словам людей, была чуть ли не святой? Внезапно в голову Кирби пришла одна мысль:

– Ваш отец оставил завещание, мистер Симмонс?

– Завещание? Если и оставил, я не в курсе, а что? Вряд ли у него было что оставлять: он почти все потратил, делая ставки на скачках.

Так вот оно что: грех азартных игр. Нелегко смотреть, как любимый человек спускает все свои сбережения или пенсию на ставки.

– Вы из-за этого поссорились, из-за азартных игр?

– Это грех, – Симмонс медленно помотал головой. – Любовь к деньгам – корень всех зол. Так же, как наркотики или алкоголь, она проникает в душу и снедает вас. Отец был глух к моим словам, упрямый дурак.

– Нам придется связаться с вашим сыном, чтобы подтвердить то, что вы нам только что рассказали.

Он кивнул.

– Расскажите мне побольше о Рэймонде Свите, – попросил Кирби. – Вы часто видитесь с ним?

Симмонс пожал плечами.

– Не особо. Он иногда приходит навестить меня. Мы играем в карты, болтаем, всякое такое. По правде говоря, иногда мне приятно побыть в его компании.

– Вы играли с ним в карты вечером во вторник?

Симмонс кивнул.

– Вам придется рассказать «Эмерис» об этом?

Кирби проигнорировал вопрос.

– Как долго вы и мистер Свит находились вместе?

– Не знаю… наверное, с восьми до одиннадцати вечера или около того.

– Кто-то может это подтвердить? Вы со Свитом могли вдвоем убить Эну: у обоих есть доступ к больнице. Почему мы должны вам верить?

– Я ничего не сделал! – закричал Симмонс. – Пожалуйста, вы должны мне поверить. Я никогда раньше не видел эту даму, пока не нашел ее лежащей там, богом клянусь.

– Когда вы не играете в карты, о чем вы болтаете с мистером Свитом? – Кирби стало любопытно, что у этих двоих мужчин было общего, кроме одиночества.

– О том о сем. Я боюсь за него, ведь скоро они начнут все тут сносить. Это его дом, единственный дом. Больше ему некуда пойти. А Рэймонд говорит мне, что я сторож чего-то особенного, что мой долг присматривать за больницей. Я подыгрываю, чтобы порадовать его.

– Мистер Свит когда-нибудь упоминал Эну Мэсси? Возможно, они познакомились, когда лечебница еще работала?

– Хм-м, впервые я услышал ее имя в новостях. И это правда.

Кирби задавал ему вопросы еще минут двадцать, а потом вышел в коридор. Андерсон как раз покидал комнату допроса, где говорил со Свитом.

– Узнал что-нибудь?

Андерсон протяжно вздохнул.

– Говорит, там есть привидение.

– О боже, – историй о привидениях в «Блэквотер» было не счесть. – О каком еще привидении?

– Он видел его только на расстоянии: «темный силуэт», он зовет его «Проныра». Но, послушай, он говорит, что видел его у озера в ночь убийства.

– И во сколько это было? Вчера, когда мы с ним говорили, он не упоминал об этом.

– Это произошло, когда он вернулся из закусочной. Он сначала пошел к озеру, прежде чем вернуться в дом привратника. Увидел привидение лишь мельком и ничего такого не подумал.

– Почему он считает, что это привидение, а не настоящий человек? – спросил Кирби.

– Говорит, что оно тут хорошо ориентируется и к тому же всегда приходит в одиночестве. По его словам, люди, вторгающиеся на территорию, никогда не бывают одни и чаще всего не знакомы с местностью.

– Думаешь, в этой истории что-то есть?

– Честно? Черт его знает. Думаю, он верит, что что-то видел, но существует оно или нет –