Она умолкла на полуслове, уставившись на дощечку широко открытыми глазами.

– И-и-и-и? Что там дальше? – поторопила Марго. – Текст обрывается?

Алиса заморгала, словно пришла в себя от транса. Затем повторила фразу вместе с окончанием:

– «Если забудешь, куда идти, путь тебе укажет бубновый король».

Штефан Ратцингер в очередной раз пробегал глазами по строчкам знакомого стихотворения, но едва ли мог найти в них новые оттенки смысла. Прежняя разгадка так хорошо на них ложилась, что его уставший за день мозг с трудом подбирал иные аналогии. Впрочем, в этом всем был и положительный момент: теперь они точно знали, что в прошлый раз расшифровали все неверно. Судьба дала им второй шанс – теперь в их силах его не упустить.

Теперь сомнений у них не оставалось. Сегодня быть еще одному теракту. В инструкциях, которые убитый культист держал при себе даже при угрозе собственной жизни, было четко сказано, что будет принесена «новая жертва». Снова погибнут десятки людей, если их маленькая группа не разгадает эту проклятую шараду.

Ратцингер попытался сконцентрироваться на тексте, но ему это едва удавалось. Причина была весьма нетривиальной: под боком не умолкали два федерала. Ковальский и Ряховский были всерьез обеспокоены сложившейся ситуацией. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что в рядах ФСБ завелся шпион Ордена. Только так можно было объяснить тот факт, что террорист узнал о готовящейся облаве на Расторгуево, которую с трудом удалось организовать в самый последний момент. Иных вариантов просто не было. Это мог быть только кто-то из своих.

Рядом с немцем примостилась Маргарита Романова и тоже всмотрелась в строчки.

– Они теряют время, пытаясь вычислить крота, – пожав плечами, сказала девушка как бы в воздух. – В сложившихся обстоятельствах у нас едва ли есть на это время.

– Соглашусь с вами, фройляйн, – кивнул Ратцингер. – Времени у нас крайне мало.

– До двух часов ночи?

Ратцингер отвлекся от текста и взглянул на неё с легким недоумением:

– С чего это вы взяли?

– Ну… – растерялась Марго. – В тексте на дощечке упоминались вторые врата Дуата. Все, включая меня, решили, что речь идет о втором часе ночи. Тогда у нас все равно не бог весть сколько времени, но точно больше, чем было прежде.

– Вы категорически не правы, фройляйн, – возразил Ратцингер и полностью повернулся к девушке. – Вы правильно вспомнили, что в религии древних египтян каждый час ночи обозначался вратами в подземном мире, Дуате, куда бог-солнце Ра попадал на закате. Двенадцать часов ночи – двенадцать загробных врат. Но вы же понимаете, что отсчет начинался вовсе не с полуночи?

– О боже… – ужаснулась Марго тому, как они сильно поспешили с выводами. – Мы об этом не подумали. Разумеется, врата нужно отсчитывать с момента захода солнца…

– … который имел место около девяти вечера, – закончил её мысль Ратцингер. – А значит, если отсчитать два часа, то мы получим всего лишь одиннадцать часов вечера. С учетом того, сколько времени мы уже потеряли на спасательные работы, у нас чуть больше часа на то, чтобы вычислить место следующего теракта и, надеюсь, все-таки его предотвратить.

Марго смотрела на немца широко раскрытыми глазами, в которых отчетливо читался шок, граничащий с паникой.

Да, девочка, времени у нас в обрез, а я понятия не имею, что и где нам искать.

Ратцингер проклинал себя за свою медлительность, но ничего не мог с собой поделать.

– Так же, как вы ошиблись с определением времени следующего нападения, мы ошиблись и в расшифровке «бубнового короля», – продолжил Ратцингер не столько для Марго, сколько для упорядочивания своих мыслей. – Это свойство человеческой психологии, с которым уже ничего не поделаешь. Люди склонны мыслить стереотипами, навешивать ярлыки, поскольку так проще жить, и информация, включающая в себя образы, идеи, конкретных людей, быстрее проскакивает стадию обработки и осознания. И в этот раз оно сыграло с нами страшную шутку. Мы уже навешали ярлыки на каждую строку, как будто бы нашли смысл, но тем не менее сейчас очевидно, что все в корне неверно.

– Давайте попытаемся мыслить так, будто видим этот стишок впервые, – Марго снова взглянула на текст. – С первой строкой все ясно. Ленин – «бубновый король дворянского рода».

– Его родители были потомственными дворянами.

– И он выиграл «войну для земного народа», – продолжила Маргарита. – Речь идет либо о революции, либо о гражданской войне.

– Но в то же время «он рабов забывает», – указал Ратцингер на пятую строку послания. – Он их предал. Возможно, речь идет о позорном Брестском мире, который заключили большевики с немцами после революции, тем самым выведя Россию из Первой мировой войны на кабальных условиях Германии.

– Не думаю, – покачала головой Марго. – Этот стишок должен указывать на конкретное место в городе. Вряд ли речь идет о Брестском мире, который не имеет никакого отношения к Москве.

Девушка умолкла на несколько секунд, а потом ткнула пальцем во второе слово пятой строчки.

– «В центре», – сказала она. – Видимо, имеется в виду центр города. Мавзолей Ленина на Красной площади?

– Но фройляйн, он там вовсе не стоит, а лежит на одре с венками в стеклянном саркофаге, – возразил Ратцингер, на мгновение поразившейся мысли, которая никогда не приходила ему в голову.

Расположенный на краю Красной площади под самой кремлевской стеной мавзолей Ленина носил в себе печать символизма, о котором не догадывались многие коренные москвичи. Ступенчатая пирамида в центре «третьего Рима», покрытая красным гранитом, являла собой не что иное, как дань уважения древним языческим сооружениям, а именно египетским. Ступенчатая пирамида Джосера в Саккаре являла собой частный пример эволюции пирамиды как сооружения. Промежуточное звено между мастабой, представлявшей собой просто огромную каменную плиту квадратной формы, и полноценной правильной пирамидой вроде тех, что построены в Гизе и известны всему миру. Вождь мирового пролетариата, свергнувший целую империю, был похоронен, вопреки своим желаниям, в сооружении, родиной которого был Древний Египет. Ратцингер поразился, как эта великая исчезнувшая цивилизация пустила корни даже в центре атеистического Советского Союза.

Отвлекшись от исторической иронии, он продолжил:

– Полагаю, речь идет не о мавзолее, а о памятнике Ленину.

Ратцингер едва не прикусил язык. Такая версия тоже не годилась: в Москве их были десятки! Почти на каждой станции метрополитена, построенной в советский период, архитекторы считали своим долгом поместить изваяние вождя. Лысая голова с характерным прищуром и козлиной бородкой встречала пассажиров десятилетиями на полусотне станций. И многие из них располагались прямо под вокзалами…