– Большинство из них находятся не в центре города, – сказала Марго, открывшая в смартфоне карту города с пометками памятников. – Два стоят на площади трех вокзалов! Один – внутри Ленинградского, а второй – возле Ярославского!

– «А стражи, как Цербер, лишь двух охраняют»… – задумчиво процитировал Ратцингер. – Нет, не сходится. О каких стражах идет речь? К тому же памятника внутри Ленинградского вокзала нет уже два года как. Сеттиты не стали бы основывать указания для своих подчиненных на маркерах, которых уже нет.

– «Он рабов забывает», – парировала Марго.

– Он забывает, а не его, – ответил Ратцингер. – Нет, здесь наверняка имеется в виду что-то другое.

Маргарита продолжила изучать карту, отметая небольшие изваяния во дворах, бюсты в скверах и прочую мелочь. По итогам её изысканий остался лишь один достойный кандидат.

– Памятник на Калужской площади, – сказала она, открывая небольшую статью в «Википедии». – Один из самых крупных и недавних. Установлен в 1985 году.

Ратцингер инстинктивно взглянул вместе с ней на спутниковую карту. На ум тут же пришли их манипуляции с пентаграммой на карте города. А что, если и тут нужно применить ту же логику?

– «В центре гордо стоя, он рабов забывает»… – повторил строчку Ратцингер. – Значит, он от них отворачивается…

– Нужно понять, на кого Ленин не смотрит. От кого он отвернулся, – сообразила Марго.

На карте памятник был обращен лицом слегка на юго-запад, поэтому они мысленно провели линию на северо-восток через весь город. На этом отрезке было немало примечательного. Линия стрелой прорезала столицу, пересекая наискось Кремль, едва не проходила через уже упоминавшийся ими мавзолей, миновала Большой театр, пролегала мимо сквера на Цветном бульваре и спорткомплекса «Олимпийский», гигантским эллипсом видневшегося на карте. И, наконец, она четко пересекла одну достопримечательность Москвы, которая заставила Марго и Ратцингера приостановить свой виртуальный полет над городом.

Линия уткнулась в небольшую площадь перед главным входом на ВВЦ, прежде называвшийся ВДНХ. Тогда, в 1937 году, на ней располагалась гигантская монументальная статуя, являвшаяся одним из символов ныне ушедшей советской эпохи. Теперь она возвышается в пятистах метрах северо-восточнее. И эта композиция идеально подходила на роль «стражей» из стихотворения.

– «Рабочий и колхозница»… – проговорил Ратцингер с изумлением.

Как же проста на самом деле была разгадка.

«Рабочий и колхозница», скульптура Мухиной. В воспаленном сознании египетских культистов эти две могучих фигуры превратились в стражей, уподобленных Церберу. Однако у автора композиции была совершенно иная задумка. По изначальному замыслу, статуя, представлявшая собой стальной каркас, обшитый хромоникелевой сталью, олицетворяла единение победившего буржуазию рабочего класса с поддержавшим его в борьбе за свободу крестьянством, а также динамику стремительного развития СССР в те годы. «Творческий порыв», как её описала сама Мухина, вдохновлённая, как ни странно, греческими изваяниями Ники Самофракийской, крылатой богини победы, которая у советской женщины ассоциировалась с победой Октябрьской революции, а также изваяниями «Тираноборцев» Несиота и Крития – двух воинов с гордо поднятыми к небу скрещенными мечами, выступивших против последней в Афинах тирании царей Гиппия и Гиппарха.

Штефана Ратцингера поразило другое. Мало кто из москвичей знал, что у этого колоссального монстра из сотен тонн стали было и более скромное воплощение. На крыше огромного арочного входа на ВВЦ находилась статуя под названием «Тракторист и колхозница». Позолоченная статуя типичного советского рабочего мужчины, чей род занятий выдавали только особой формы очки, поднятые на лоб, и обычной советской труженицы из колхоза – с высоты в тридцать два метра они наблюдали за всеми, кто посещал Всероссийский выставочный центр. Обе фигуры в одухотворенном порыве к труду держали на поднятых к небу руках большой сноп «пшеницы златой». И их двоих охраняют стражи – исполины Мухиной, о которых забыл «бубновый король», отвернувшись от них далеко на юго-западе, в центральной части города.

Потомственный немец невольно улыбнулся, когда вспомнил один забавный факт. Если бы не вмешательство членов политбюро партии, тракторист держал бы сноп пшеницы вовсе не двумя руками. Одной из них он обхватил бы сзади талию своей напарницы, что партийные деятели сочли вульгарным и неподходящим для памятника, прославляющего величие советского пролетариата.

Ратцингер понятия не имел, как вся эта информация могла им помочь вычислить следующее место удара сеттитов, но тем не менее был вынужден рапортовать её федералам. Ряховский и Ковальский склонились над картой города, где египтолог наскоро изобразил все их с Марго геометрические выводы. Все изложенное немцем неплохо вписывалось в общую концепцию, прежде освоенную на пентаграмме, однако собравшимся выводы казались довольно натянутыми.

– Они что, собрались взрывать ВВЦ? Какой в этом смысл? – недоумевал Ряховский.

Ему явно требовалось немало сил, чтобы не сорваться в гневную тираду. Ратцингер мог понять его негодование. Наверное, впервые за свою многолетнюю карьеру Ряховский чувствовал себя не в своей тарелке. Он столкнулся с чем-то ему неподвластным. С тем, что едва укладывалось в его голове. И сложившаяся ситуация непонимания и, как следствие, бессилия перед лицом нового врага ожесточала и раздражала следователя.

– Нет-нет, я так не думаю, – замотал головой Ратцингер. – Это всего лишь промежуточный этап на пути к следующему вокзалу. Сейчас на ВВЦ никого нет, кроме любителей погулять на ночь глядя. В этом очень мало смысла.

– А вот все оставшиеся вокзалы москвичи яростно штурмуют, – вмешалась Алиса, последние полчаса изучавшая сводки новостей. – Горожане вовсе не глупы. Они догадались, что все эти взрывы связаны между собой, а потому как можно скорее пытаются покинуть город. Большинство на машинах, но многие решаются и на отчаянный побег через уцелевшие вокзалы.

Час от часу не легче.

– Мы должны четко и ясно вычислить место следующего нападения, – вернул их к насущной проблеме Ряховский. – Вариантов еще слишком много. Они не тронули ни один из трех вокзалов, а также Савеловский, и теоретически могут снова попытаться нанести удар на Павелецком, который мы героически не дали подорвать. Его уже оцепили и проверяют. К тому же мне все еще кажется, что у них может вполне хватить наглости снова явиться на Белорусский вокзал, чтобы, как вы говорите, завершить символ пятиконечной звезды.

Будучи не до конца уверенным в собственных выводах, Ратцингер не посмел возражать федералу. Но интуиция подсказывала ему, что Ряховский заблуждается. Сеттиты не глупы, а потому в охраняемое полицейскими место вряд ли полезут. Им было проще смириться и продолжить свой кровавый крестовый поход на жителей столицы ради воплощения некоего ритуала, о сути которого он сам не имел ни малейшего понятия. Однако приглашённый эксперт старался не подавать виду, чтобы не потерять место в команде. Это был уникальный шанс прикоснуться к тому, что он лишь опосредованно изучал целое десятилетие, и теперь не намерен был так легко упускать. Ратцингер совсем не верил в правильность суждений Ряховского, но больше группе похвастаться было нечем. Лучше хоть это, чем ничего. А часы продолжали тикать.